Не знаю, то ли Юрик сильно пачкался на службе, то ли я сильно потел, но мылись мы каждый вечер. Так прошло полмесяца, и я не успел заметить, как окончательно выздоровел. Доктор тоже узрел этот факт и, невзирая на Юркины возражения, выписал меня. Прощание с моим любимым сержантом было недолгим, ибо я точно знал, что через пару дней опять чем-нибудь заболею.
На следующий день наша рота принимала присягу. Торжественность этого события, которое, к счастью, бывает раз в жизни, и осознание его важности настолько подействовали на меня, что я почувствовал, как весь горю. Термометр, подаренный Юркой на католическое Рождество, констатировал очень высокую температуру. Несмотря на это, пришлось выйти на плац. Мне дали автомат, так как без него присягнуть Родине было никак нельзя. Он выглядел так сексапильно! Мое внимание несколько отвлеклось от терзавшего меня недуга. Я держал оружие нежно, чуть ли не поглаживая. Этим заинтересовался Антон. Он заметил, что автомат — не женские груди, и его нужно держать крепко. Я тихо ему ответил, что если бы это были сиськи, я бы их выбросил подальше или закопал в снег. Мой выпад был воспринят, как неудачная шутка, которая, впрочем, не являлась оскорблением советского оружия, самого мощного и сексапильного оружия Солнечной Системы.
Торжественный акт объявили открытым. Один за одним мои сослуживцы подходили к столику, обтянутому красной (а какой же еще!) материей, брали в руку красную папку и начинали читать написанную там присягу, которую днем раньше они зубрили наизусть, по шесть часов маршируя по плацу. Дошла очередь и до меня. Три года театральной студии сказали свое слово. Я прочитал вверенный мне текст нараспев, после чего до сердца каждого новоиспеченного солдата дошла вся важность этого торжественного момента. Отдав честь (конечно, с помощью руки) я вернулся в строй милых бойцов.
Вакханалия кончилась. Отдохнув полчаса в казарме, мы пошли на торжественный обед, который, как оказалось, отличался от будничного только наличием двух заплесневелых конфет и булочки. Съев ее, я почувствовал, что теряю силы, и сказал об этом Антону. Тот напомнил, что я лишь вчера выписался, а стало быть, должен еще чувствовать себя хорошо. Ему всё же пришло в голову померить температуру прямо за столом. Увидев, что градусник целиком и полностью подтверждает мою правоту, Антон испросил разрешения у лейтенанта отвести меня в санчасть. Никогда не забуду выражения глаз Юры, когда он вдруг увидел меня на привычном нам обеим месте. Это было выражение удивления, радости и блядства одновременно. Последнему он явно научился у меня.