Киянка в левой руке Ивана описывала замысловатые петли.
«Лай-лай, ла-ла-ла-ла-лай! Прощай, со всех вокзалов поездааа, уходят в дальние края…»
В голове царил сквозняк.
«Да какая тебе, нахер, разница, зачем мне молоток?»
Язык гонял за щекой стеклянную ампулу.
«Нужен он мне! Поле… возмущать! А не возмутится… один хрен помирать»
Смотреть в глаза этим людям в случае неудачи Иван не собирался. А в неудачу Маляренко, почему то верил. Пробойник, который он сейчас держал в руке, был очень похож по весу и размеру на тот, что ему дал старик, но вот видок у него подкачал. Странный материал был весь покрыт пупырями и трещинами. А самое главное — карандаш был КРИВОЙ.
«Пипец»
— Ладно, ребята. Я сейчас колдовать буду, а вы дружно отвернитесь. Хм. А то колдовство не получится.
Ваню несло. Он нервно хохотал, давил дрожь в коленках и слабость в кишечнике.
— Глаза закрыли, уши заткнули, стараемся не бздеть.
«Ой, бля!»
Было гораздо страшней, чем в тот раз, когда он шёл СЮДА. Убедившись, что никто на него не смотрит и все послушно заткнули уши, Маляренко приставил пробойник заострённым концом к основанию мачты, прошептал «Господи, помоги» и со всей дури махнул киянкой.
— АААААЙ! БЛЯТЬ!
— Что?
Народ вокруг в испуге повскакивал со своих мест, отчего лодка заходила ходуном.
— Ничё! Блять как больно!
Первый блин вышел комом — Иван, вместо «капсюля» попал аккурат по пальцу.
— Ничё! Отвернулись, я сказал!
Маляренко громко выругался, как следует прицелился и долбанул молотком по артефакту.
— Степь да степь кругом…
«Это мне приснилось, это всё был сон. Я — на «Мечте «, в своей каюте»
Было душно, влажно и очень жарко. Кровать мягко покачивалась на волнах, которые лениво били в борт яхты.
— … путь далёк лежит,
В той степи глухой,
Зааааааамерзал ямщик… Олег, трах-тибидох, долго мы ещё на этих вёслах надрываться то будем? Заводи движок!
«Не понял?!»
Маляренко попробовал открыть глаза. Потом снова попробовал. А потом — снова.
— Ы. Ы.
Рука нащупала на лице тряпку, сильно смазанную чем-то жирным и скользким.
«А правая? Правая?»
Правая рука вообще не ощущалась.
— Дядя Олег, он очнулся! Дядя Олег!
«А. Это я. Очнулся. Понятно»
Ваня осторожно положил на мягкое основание последнюю оставшуюся у него руку, помочился в джинсы и потерял сознание.