Дырка для ордена; Билет на ладью Харона; Бремя живых (Звягинцев) - страница 152

Тут Вадим не сориентировался в ситуации и высказал несколько соображений, вполне естественных в кругу «академиков», но здесь, очевидно, априорно считающихся непристойными для «интеллигентного человека».

Да еще, на беду, поблизости оказалась поэтесса Римма Казарова, дама, как выразился классик, «в последнем приступе молодости». Ее стихи Ляхов время от времени встречал в толстых литературных журналах и находил довольно грамотными, даже изысканными временами. Кроме того, в эфире часто звучали песни с ее же текстами.

Услышав последнюю фразу, в которой Ляхов выразил одобрение действиям возглавлявшейся полковником Черняевым российской десантной бригады во время очередного судано–абиссинского конфликта, она метнулась к нему черным коршуном.

Оказывается, именно эта операция касалась поэтессу лично. У кого–то из ее знакомых там погиб сын, «отравленный циничной империалистической пропагандой», как она выразилась.

С несколько излишней аффектацией Римма сначала прочитала–провыла стих, написанный от имени матери того самого добровольца, убитого неизвестно за что в неназванной африканской стране. Второй был изготовлен, в развитие темы, как плач туземки, в деревню которой пришли русские солдаты и, опять же, убили ее детей, виноватых только в том, что не хотели покориться чужакам.

В качестве коды она изобразила загробный монолог русского солдата. Правда, звучало это сильно:

Я убит под Хартумом,

В безымянном болоте,

В третьей роте, на фланге,

При ответном налете.

И во всем этом мире,

До конца его дней,

Ни петлички, ни лычки

С гимнастерки моей…

В общем, грамотный получился триптих. Хотя с точки зрения военного человека — вредный. Поэтессе аплодировали.

После лихо выпитой рюмки водки, с сухими и горящими глазами, она перешла на прозу.

Вадим не мог понять, отчего именно сейчас у нее случился такой публицистический приступ, но слушал с интересом. Несколько, впрочем, брезгливым. Для него было внове, что существуют в обществе такие вот настроения.

Римма доказывала, что вообще вся деятельность русских войск, военных советников и дипломатов в разных концах света является серьезнейшей опасностью для человечества.

— А отчего же именно российских? — не выдержал Ляхов. — Насколько мне известно, наши контингенты в любой точке мира не превышают предписанных пятнадцати процентов от общей численности боевых формирований ООН. Причем, за исключением дальневосточного театра, находятся под международным командованием…

Римма взглянула на него почти что с ненавистью. Относилось это, разумеется, к его словам и мундиру, поскольку лично они знакомы не были.