Махтум-Кули-хан, как распорядитель и мусаиб, с ним— йигит-эне (Йигит-эне — устроительница свадьбы от женской стороны) и люди с подарками. Йигит-эне сейчас наденет на Тувак новое свадебное платье — чыкыш, накинет на голову платок — башдон, а потом начнется...
Кеймир видел, как у кибитки, в которой сидела Тувак, началась борьба женщин. Приезжие рвались взглянуть на невесту, а свои — челекенские — не давали им пройти в кибитку...
Все шло по обычаю, по закону... Ничего нельзя было сделать, чтобы остановить свадьбу. Вот уже гости сидели длинными рядами, насыщались пловом и шурпой.
Сколько бы еще Кеймир смотрел на это пиршество? Наверное, до тех пор, пока не отплыли бы киржимы вместе с Тувак. Но вот он встал: увидел — в его сторону быстро идет Нязик-эдже. Пальван вскочил на ноги, метнулся за кибитку и затаился, тяжело дыша. Нязик вошла в кибитку и стала упрашивать мать пальвана, чтобы шли они вместе с сыном разделить радость хана. Старуха-мать только головой закивала и ничего не ответила. А Лейла, приткнувшись, сидела на корточках возле сундука и голову боялась поднять при виде ханской жены.
Нязик-эдже еще раз повторила приглашение. Выходя, увидела Кеймира. Остановилась, взглянула на него, вздохнула тяжело.
— Эх, пальван, пальван,— стала она журить его, будто он был всему виной.— Мы-то надеялись отдать тебе нашу Тувак, а ты... Эх, пальван...
— Нязик-эдже, да я же! — из горла Кеймира вырвались хриплые звуки. Он хотел рассказать все, как есть, но женщина его не слушала. Она быстро пошла на свое подворье, к гостям...
— Нязик! — позвал вслед Кеймир и вдруг затрясся в, гневном исступлений — Ух, проклятая рейятка... Если бы не ты, быть мне на месте Кията! — С этими словами он ворвался в кибитку, нагнулся и за косы поднял Лейлу. Следующим движением, будто кошку, сунул ее подмышку и выскочил из юрты.
Старуха-мать не сразу поняла — что он хочет с ней сделать. Сначала она удивилась его поступку, посидела, подумала. Прислушалась: думала бьет сын Лейлу, вымещает на ней свою злобу, свое горе, но вокруг было тихо. Старуха вышла наружу, огляделась, ища сына с пленницей и увидела: Кеймир быстро шагал с персиянкой к возвышенности. Мать поняла: должно случиться что-то страшное. Как старая орлица, бросив свое гнездо, понеслась она следом за разъяренным сыном.
— Аю, Кеймир, подожди! Остановись, сынок! — криком просила она.
Пальван не слышал и не оглядывался. Гнев обуял его.
На Чохраке, возле обрывистого берега, мать догнала его, вцепилась в полу халата:
— Стой! Ты чего задумал! Остановись сынок! — кричала и молила она.