— У меня есть дела, — сдержанно ответила она.
— Какие дела? Послушай, Мади, ты же хозяйка в этом доме! Ты ничего не обязана делать.
Он приподнялся на локте, и рука, державшая ее, поднялась, чтобы поиграть с разметавшимися по подушке светлыми локонами. Когда пальцы Люка коснулись кожи, Мадлен напряглась. Под мягкой тканью сорочки сердце колотилось с такой силой, что ему, наверное, было видно. Он навалился на жену обнаженной грудью, прижимая ее к матрасу. Губы прильнули к ее рту нежным поцелуем, все настойчивее требуя ответа. Внизу живота Мадлен ощутила прикосновение его возбужденной плоти.
— Люк, я не хочу этого, — запротестовала она.
— Хочешь! — властно отвечал он, силой поворачивая к себе ее лицо. — Хочешь. — И он снова целовал ее, пока она не забыла о сопротивлении.
Это утро определило несколько последующих месяцев супружеской жизни. Днем Люк был замкнут и тщательно выдерживал дистанцию, а ночью обнимал жену и занимался с ней любовью так, будто завтра никогда не наступит. Но он не говорил о своих чувствах, не шептал нежных слов, которых Мадлен так ждала.
Она хотела стать его женой! Но супружество, в котором он делился лишь своим телом и никогда — сердцем, не радовало ее. Печальный комизм ситуации заключался в том, что она, отказавшись стать его любовницей, его наложницей, в супружестве не нашла фактически ничего большего.
Ренар прожил у них почти месяц, его рана была залечена. Между ним и Люком установились необыкновенно теплые отношения, это было неудивительно после того, как Люк спас ему жизнь, а потом помогал выхаживать. Мадлен радовалась их дружбе, но вскоре обнаружила, что ревнует брата к Люку.
Ренар то уезжал от них, то возвращался. Иногда они с Люком садились в седло и исчезали куда-то на несколько дней. Хотя Люк никогда не делился с нею, Мадлен знала, что они ездят к шуанам, ведущим нечто вроде партизанской войны против Республики, и подозревала, что в доме хранится оружие и амуниция.
Жорж Кадудаль был схвачен властями и находился в заключении сначала в Орэ, а затем в Бресте, и Мадлен боялась за Люка, понимая, что в случае ареста его ожидает не менее страшная участь. К счастью, власти потеряли его след, а он всячески старался не привлекать к себе внимания. Люк никогда не упоминал о своем титуле, и в округе его знали просто как Люка Валери, дальнего родственника Филиппа де Мопилье.
Было у него и другое имя — прозвище, данное шуанами. Мадлен узнала это однажды вечером, когда муж разговаривал с Ренаром. Они называли Люка Loup Noir — Черный Волк, — и она не могла не признать, что прозвище ему подходит. В то же время ей было обидно, что он скрывает от нее такую важную часть своей жизни. Не будучи ярой роялисткой, Мадлен была, однако, сторонницей независимости Бретани и хотела бы оказывать помощь повстанцам. Она ничего не говорила Люку, но ее больно ранило то, что он не делится с ней ничем, кроме постели.