– Секретность. Он нас видел. Ему тоже – подписку о неразглашении?
– Положим, сидеть ему не до сорок пятого, а полные десять лет. По статье "уничтожение социалистической собственности в крупных размерах" (прим. – в РИ, это присудили Хартманну, за "триста наших сбитых"). В лагере – не военнопленных, а с уголовными. Судя по тому, как он довел всего за пару дней экипаж Щ-422 – там его "опустят" в первую же неделю. А если и нет – в оперчасти шепнут, что надо и кому надо. Рассказать, что это такое – и как пережить это, десять лет? Многие – и в первый год, вешаются. Через десятилетие, этот секрет уже можно будет списать в архивы – когда у нас будет уже флот таких лодок, как "Волк". А если еще не будет – невелика трудность, прибавить еще лет пять-восемь срока, "по открывшимся обстоятельствам". Это – вас устроит? Нас – вполне.
Да кстати, передайте вашему связисту. Пусть отправит, на этой вот волне, здесь записано – сообщение: "Шторм. Сталинград-23".
– Могу полюбопытствовать, что оно означает?
– Можете, Михаил Петрович. "Шторм" – это значит, мое предположение, высказанное товарищу наркому, полностью подтвердилось. "Сталинград-23" – это значит, отработать действия по описанному вами сценарию, 23-го числа, прорыв немцев к Сталинграду и попытка штурма с ходу. Что можем, что успеем. Сильно изменить вряд ли удастся – но если просто, потери будут у нас меньше, а у фрицев побольше, и то дело..
Из предисловия к роману А.И.Солженицына "В круге ледяном". Альт-история, 1952.
Я не могу молчать!
Человек может перенести голод, и войну. Но когда ему указывают, что писать, и о чем думать – это абсолютно недопустимо. В военное лихолетье, я встречался с людьми, подлинно свободными духом. Сейчас же, в сытое время, славословий и побед, я все больше чувствую железную хватку Старших Братьев.
Это началось – десять лет назад. Сначала мне показалось, что мои письма, в которых я обсуждал историю и будущее России, а также записывал первые наброски моих книг, подвергались перлюстрации, за моими друзьями ведется слежка, а в окружении моем и моих друзей стали появляться подозрительные лица, похожие на агентов из Органов. Затем меня начали приглашать на "беседы" – где вежливые люди в штатском, разложив передо мной листки моих произведений, которые я не показывал никому, пытались диктовать мне, что надо убрать, что усилить-углубить, какие темы в данный момент актуальны, а коих ни в коем случае касаться нельзя. Они говорили – считайте наши пожелания, лишь дружеской критикой старшего брата – но настоятельно советуем их учесть!