- Ну и пусть понимает! Мы его так припрячем - ни одна ищейка не унюхает. Мало тут барж брошенных... А по течению пониже - целый дебаркадер бесхозный. А чтобы до мамочки дошло, что шутки - в сторону, мы к ультиматуму ушко приложим.
Горохова поднялась, пошатываясь, выдернула нож и пощекотала острием пухлое розовое ухо Зюньки. Он закрыл глаза и заскулил.
- А потом еще кое-что отрежем... Верно, Зюнечка?
Она ткнула острием в ширинку.
- Прекрати!
На лбу Зиновия крупным горохом выступал пот, он дергался. Я вывернула нож из руки Ирки и вышвырнула его за дверь.
- Жалеешь? Они тебя не жалели... - пробормотала она. - А кого они вообще жалеют, а?
Зюнька хрипел и задыхался, кляп, съехав, закрывал ему ноздри.
Я выдернула его, отшвырнула слюнявую тряпку, сняла полотенце со стены и хотела обтереть ему лицо.
Он отшатнулся и сказал хрипло:
- Суки бешеные! Вы что творите? Мы же вас по стенке размажем!
- Я так понимаю, Басаргина, что этот тип ничего не подпишет, а? серьезно спросила Горохова.
- Отпусти меня! Ты! Алкоголичка!
- Ну что за народ эти мужики? - озадаченно вздохнула Ирка. - То ты у него почти что Мадонна или Шэрон Стоун с розочками в самых интересных местах, то алкоголичка...
Нужно отдать Зюньке должное - в общем-то так и не протрезвевший, оглушенный убойным пойлом Ирки, повязанный и беспомощный, он разглядывал меня с каким-то странным интересом.
- Ага... - наконец сказал он с кривой ухмылкой. - Значит, это все-таки ты...
- Что - я?
- Наш дом навестила. С мелкими дребезгами. Мать считает, что это кто-то, кому мы поперек глотки. Но я как-то сразу понял, кроме тебя - кто вот так, сдуру, сунется? Тебя же пристрелить могли, идиотка!
- Спасибо за заботу. Мне от ваших забот до сих пор икается...
- Ну а катер где?
- Какой катер?
- Ничего не знаешь, ничего не ведаешь, да? - поиграл он желваками. Чего ты добиваешься, Басаргина?
- Правды я взыскую, Зиновий. Истины. Высшей справедливости.
- Чего?!
- Я дома жить хочу. В том самом доме. Который мой. Дедовы книжки читать. В кресле-качалке Панкратыча на верандочке кайф ловить. И мемуары сочинять, про былое и думы...
- Ну, ты ваше! - оскалился он.
И тут громко заиграла радиола. Музыка была знакомой, как старый гимн, - свадебный марш Мендельсона. Я вздрогнула и оглянулась. Горохова выглядела как белое привидение с ухмыляющейся рожей. Она успела напялить на себя свадебное платье и шляпу с лилией и фатой. Пьяная женщина - вообще зрелище не для слабонервных, а хмельная Ирка, одновременно извергавшая потоки жалостливых слез и хохочущая, была точь-в-точь ведьма.