- Ишь ты какой... Тебя бы... тогда... на мое место! - Горло мне сдавило спазмом.
- Ну-ну... не надо... не будем... - почти испуганно бормотал он. - Я не хотел.
- А это что такое? - Только чтобы не толочь воду в ступе, я ткнула пальцем в один из экранчиков. На нем было изображение лесной дороги, перегороженной шлагбаумом, и какой-то будки, высвеченное откуда-то сверху, с мачты, наверное.
- Дальний блок-пост... На подходах! - охотно ушел от больной темы Клецов. - Тут у нас все просвечено! Километров на пять в глубину и по всему периметру... Телекамеры наружки с пачку сигарет величиной, их и не видит никто, а они - все видят...
Он щелкал кнопками, меняя изображение на экранчиках, картинки засвечивало фосфорной зеленцой, но видно все было четко: длинные стенки ограды с проводами по верху, какая-то большая бетонная площадка с переплетением антенн и "тарелками" связи, башня каменной водокачки, потом по черной воде медленно пополз освещенный тоновыми огнями небольшой речной танкер, он сидел низко и уходил под ажурный железнодорожный мост.
Мост я узнала, и мне как-то сразу стало неуютно. Этот мост пересекал канал Москва - Волга совсем близко от города, и это означало, что мне только показалось, что Клецов нас увез далеко. Похоже, он просто кружил по лесным дорогам, не слишком отдаляясь от водохранилища, и просто углубился в лесные чащобы, известные грибникам как "запретка", то есть запретная зона, которую раньше охраняли солдаты и въезды в которую всегда украшали грозные "кирпичи" гаишников. А я-то думала, что мы уже совсем близко от Москвы.
И снова всплыло странное ощущение - будто меня все кружит и кружит какая-то злая сила, как в движущемся водовороте, вокруг нашего старого дома, улиц и всего города, не дает уйти от него далеко. В общем, я почти явственно чувствовала, что есть кто-то темный, всемогущий и запредельный, который наблюдает за мной, как за козявкой, ползающей по земле, и, когда козявка решает, что уже убежала от него и впереди - свобода, щелкает ее по носу соломиной и заставляет вновь и вновь кружиться на одном месте.
- Глаза и уши - понимаешь? - увлеченно объяснял Петр, тыча в кнопки и клавиши. И из встроенных в панель динамиков начинал литься шелест потревоженной ветром листвы, лай сторожевой собаки и смутный гул моторов. А на экранчиках возникали новые картинки: широкая лестница с балясинами и колоннами уже в вестибюле этого дома, коридоры, окна, ярко освещенный громадный зал, на паркете которого стояли какие-то люди, курили и переговаривались. И во всем этом было какое-то особенное напряжение, почти необъяснимая тревога, и меня знобило от такого же неясного темного предчувствия беды, которое приходило ко мне ночью вблизи церквушки на островах и которое было всего два, нет, уже три дня назад.