— А что случится, — спросил Симеон, — если мы потерпим неудачу, если кто-то нас предаст и нас схватят?
Боэмунд прикусил губу, избегая взгляда Элеоноры.
— Если это случится и мы об этом узнаем, то постараемся вас выкупить. Если же у нас ничего не получится, то я прикажу отслужить мессы за упокой ваших душ.
— А что будет, если вы потрепите неудачу? — спросила Элеонора. — Если «Армия Господа» уйдет к побережью, чтобы захватить корабли и вернуться в Европу?
Боэмунд указал пальцем на Теодора.
— Он знает, где в нашем лагере спрятаны золото, серебро и рекомендательные письма. Если «Армия Господа» отступит, Теодор воспользуется этой возможностью, чтобы уйти отсюда как можно быстрее. В самом деле, если Антиохия никогда не станет нашей, то зачем в ней оставаться?
Элеонора заметила легкую перемену в его интонации. Боэмунд чуть было не сказал «моей». Он усмехнулся, словно поняв, что чуть не допустил оплошность.
— Антиохия должна быть взята, — продолжил он. — Если нам это удастся, то мы пойдем на Иерусалим.
— А когда нам отправляться?
— Сейчас же! — ответил Гуго. — Сегодня ночью, сестра. Сейчас лишь первая четверть луны, небо затянуто тучами, и скоро снова пойдет дождь. Вас отведут к Мостовым воротам и оставят одних. Настоящая опасность состоит в том, что наши солдаты могут напасть на вас, сочтя предателями, или же турецкая охрана подумает, что вы замышляете какую-то диверсию. Если же вы попадете в Антиохию благополучно, то Теодор знает, какой знак нужно подать. А до тех пор я и все здесь присутствующие будем молиться о ваших жизнях. Ты пойдешь?
Элеонора взглянула на Теодора. Ей хотелось отказаться, но она постигла логику плана Боэмунда. Если ничего не изменится, то армия просто разложится и станет небоеспособной. Их великое дело рассыплется в прах. Так зачем же ей сидеть вместе с остальными в лагере и ждать, когда это действительно произойдет? С другой стороны, ее жизнь будет вверена этому смуглолицему наемнику, сидящему напротив, всегда такому уравновешенному и рассудительному. Несмотря на ужасную погоду, на лишения, связанные с осадой, Теодор всегда был чист, а его усы аккуратно подстрижены и даже смазаны маслом. Вдруг Элеоноре пришла в голову дикая мысль. А что, если Теодор — предатель? А что, если он приведет ее в город и там предаст? Грек посмотрел на нее в упор, его слегка влажные черные глаза весело поблескивали. Элеонора доверяла немногим мужчинам: Готфриду и Гуго. Но третьим был Теодор. Жребий брошен. У нее не оставалось другого выбора.
— Я пойду, и, как вы сказали, лучше нам выйти в течение ближайшего часа. Впрочем, — невесело улыбнулась она, — мне и брать-то с собой особенно нечего. У меня почти ничего нет.