— Не знаю… может, для обучения, может, еще для чего… нас посадили в студию посмотреть, как это все происходит. Там была еще какая-то Мелинда или Белинда… она сидела сначала на кровати и сама себя тискала, а потом начала раздеваться. Иной раз смешно даже было. Чувствовалось, что стесняется до смерти, а сама хочет казаться покруче… — Ульрика опустила глаза и продолжила: — Я, значит, на нее поглядела и поняла, что профи мне в жизни не стать. Глядела, как она кривляется, и думала, что у меня-то и так не выйдет… мне так домой захотелось! Но уже пути назад не было, меня все равно должны фотографировать. На диване… Села я там, а свет такой, что хочется зажмуриться… Даже двигаться не надо — встань в позу и замри… Нервничала я ужасно… а для остальных вроде как обычный рабочий день.
— А кто еще там был?
— Бремер всем руководил, только и слышно было, как он командует… потом еще один фотограф, молодой парень… ну еще и этот, жилистый, с татуировкой, который со мной должен был сниматься.
— А Джерри что делал?
— Да ничего особенного. «Штаны поправлял». — Она изобразила кавычки указательным и средним пальцами обеих рук. — Сам себя возбуждал.
Наверное, так и было, подумал Пер.
— А потом и до Петры дошло. Ей попался другой парень… его все тоже называли Маркус Люкас.
— А вы его помните?
Она задумалась.
— Он поздоровее был и, мне кажется, постарше… И поскучнее… в общем, понятно было, что для него это работа, и больше ничего. Мой-то Маркус Люкас что-то там говорил, пытался меня успокоить… да и сам, по-моему, нервничал. Он даже потом имя свое настоящее сказал… запомнила на всю жизнь. Его звали Тобиас Йесслин, он из Мальмё.
Пер не стал записывать, чтобы не спугнуть Ульрику. Постарался запомнить — еще одно реальное имя посреди сплошных псевдонимов.
— А с Петрой вы по-прежнему общаетесь?
В глазах Ульрики мелькнул испуг.
— Общаемся?
— Ну… телефон ее или адрес у вас есть? Я бы хотел и с ней поговорить…
— Петра умерла.
— Как умерла?
— В начале девяностых… Мы уже в то время не виделись, но я читала некролог.
— Что случилось?
— Она сильно болела… точно не знаю, но говорили, что вроде у нее опухоль.
Пер вздрогнул и посмотрел на остатки кофе в чашке. Последнее, что бы ему хотелось, — слышать это слово. Опухоль…
— Как грустно, — только и сказал он.
— А с Мадде еще хуже…
— Мадде?
— Маделен Фрик. Мы тоже дружили в школе. Она после школы переехала в Стокгольм, а через пару лет бросилась под поезд…
Пер глубоко вдохнул, так же глубоко выдохнул и тихо спросил:
— Она тоже работала у отца?
Ульрика кивнула:
— Думаю, да… я, правда, снимков не видела, но мы летом как-то встретились, и она сказала, что и она тоже снималась. Я только спросила — со здоровым или с татуированным? Со здоровым, говорит… И все, больше на эту тему мы не говорили.