Даже сам царь словно чего-то побаивается. На люди редко выходит, в теремах его все время гвардейцы сторожат, целую ночь светильники в покоях горят, по темным углам и переходам служки с факелами шарят, не притаился ли там кто-нибудь с умыслом лихим. А что ни стражник возле царя, то выходец из другой земли, и держат их по отдельности, чтобы языка друг друга не знали, дружбы между собой не вели. По-гречески учат понимать одни только приказы. А как много у царя этой стражи! Видать, немало зла натворил, коль так боится...
Новая служба, когда Векша привык к ней, была для него не тяжела, но и не мила. Угнетала она повсечасно. Но он все переносил, надеялся, что когда-нибудь, может, к царю прибудут и от киевского князя слы. Тогда поступит так, как Сынко когда-то поступил: упадет перед ними на колени, упросит, умолит вызволить его из неволи.
Но слов от князя Игоря все не слыхать и не слыхать, хотя прошло уже вон сколько времени.
На гостей уже не надеется. Может, они и снова приезжали (наверняка приезжали, видел, как однажды несли в царские хоромы связки мехов, - такие только на Руси бывают), да разве их встретишь за этими стенами - с тех пор, как он тут, еще ни разу со двора не выпустили.
Не вытерпел, спросил однажды будто невзначай старичка-варяга о слах и гостях русских.
- Забудь ты о них, не вспоминай больше, - недовольно ответил старичок.Не очень-то им тут рады... Это ваш Олег, победив Царьград, вынудил дань давать Руси и принимать ее гостей. Но Царьград не забыл про отплату за тот позор. И если своя рука коротка на месть, то другая за дары найдется... Направлял понемногу царь на гостей ваших печенегов, а теперь час настал и совсем от русичей избавиться...
- Избавиться? - невольно вырвалось у Векши.
- Да, избавиться. На днях едет василевс Роман на границу болгарскую, дабы встретиться там с каганом печенежским и уговорить его, чтобы порвал мир с Игорем и всеми силами на Киев неожиданно ударил... Тебе же случай - будешь сопровождать царя, на землю ромейскую поглядишь...
Еле держится Векша на коне. Не видит ни красивых городов ромейских, ни садов зеленых раздольных, не слышит звона церковного, восторженных возгласов людей, которые встречают с почетом царя, путь его колесницы золотой цветами устилают. Везет Векша смертный приговор отчизне своей да и себе заодно: ведь если поневолит Греччина с дикими печенегами край, люд родной, как его, Векшу, поневолили, то для чего тогда и жить.
Слово, единственное слово предостережения кинуть бы своим!.. Но где тому слову крылья взять, чтобы море, степи перелететь?!.