— Волк!
Он мрачно кивнул и продолжил:
— Зверь врывается в окно ее спальни, отчего мать Люси, спавшая рядом, умирает от сердечного приступа.
— Ах! Так вот как скончалась миссис Вестенра? Какой ужас!
— Несомненно, это было странное и трагическое событие. Мы знали, что сердце матери изношено, но дочь… Я надеялся спасти ее. Однако, несмотря на мои самые ревностные усилия, мисс Люси слабела все больше и больше. Увы! В конце концов ее сердце остановилось, дыхание оборвалось, и она умерла.
— Ах! — повторила я.
Слезы навернулись на глаза, и я заплакала о двух дорогих подругах, которые так много для меня значили. Доктор Ван Хельсинг молча протянул мне платок и позволил излить горе, пока я отчасти не собралась с духом. Затем он произнес:
— Мне неприятно сообщать вам столь грустные новости, мадам Мина, но я чувствовал, что должен повидать вас. Все время болезни мисс Люси я питал подозрения, причем весьма глубокие, касательно того, что может скрываться за ней, но проверить не мог и не имел права огласить их. Однако, прочитав дневник мисс Люси, я убежден, что все началось в Уитби.
— Люси вела дневник? — удивленно спросила я, вытирая слезы. — Я ни разу не видела ее за этим занятием.
— Она начала вести дневник после вашего отъезда, мадам Мина. По признанию мисс Люси, он служил ей подобием вас. Итак, в своих записях она вскользь упоминает приступ сомнамбулизма, во время которого вы якобы спасли ее. Поэтому я приехал к вам в надежде, что вы развеете мое недоумение и расскажете все, что помните.
— Полагаю, я в состоянии изложить все.
— Неужели? Значит, у вас хорошая память на подробности и факты?
— Вероятно, да, но у меня есть нечто лучшее — все это время я вела записи.
— Ах, мадам Мина! — Гость выглядел удивленным и взволнованным. — Могу ли я увидеть их? Буду очень благодарен.
Я достала свою тетрадь и показала ему.
— Во время пребывания в Уитби я вела дневник, в котором записывала свои мысли и все… — Я вспомнила о мистере Вагнере и быстро поправилась: — Почти все, что там происходило, включая подробности приступа сомнамбулизма, о котором вы упомянули, и те случаи, когда находила Люси больной или расстроенной.
Лицо доктора Ван Хельсинга опечалилось, когда он заглянул в мою тетрадь, испещренную каракулями.
— Увы! Я не знаю скорописи. Не будете ли столь любезны прочесть дневник вслух?
— Охотно, доктор, но вы можете сделать это сами, если пожелаете. Я перепечатала его на машинке.
Я достала из рабочей корзинки отпечатанную копию и протянула ему.
— Вы на редкость умная женщина! Такая умелая, сведущая и невероятно дальновидная. Можно, я прочитаю его сейчас? Вероятно, после этого у меня появятся вопросы.