— Гляди, замковые!
Набежали еще ребята, разглядывают, задирают.
— Рты себе позатыкали, сердешные.
— Ишь, ляхи.
Меньшие принялись комьями земляными кидать. Особенно красноглазый наседал. Хоть не больно, а обидно. Так и чесались у Петрока руки дать красноглазому затрещину. Но поди тронь, гончаровские только того и ждут.
И не миновать бы Петроку с Филькой трепки, не выйди на улицу сухой, как кощей, гончар с подвязанными ремешком волосами.
— Кыш, бесенята!
Оглядел Петрока с Филькой красными, как у того мальчонки, слезящимися глазами, покашлял в кулак.
— Вы откуль, кто такие?
— Нам бы Ивашку Лыча,― отвечал Петрок.― Лист до него несем от дойлида Василя.
— Который храм ставит на Дивье? ― гончар еще покашлял.
Не дождавшись ответа, крикнул:
— Данька! Покажь им хату Ивашки Лыча. Да задирать не смей, высеку стервеца.
От ватаги гончаровских ребят отделился один, белоголовый, ростом чуть выше Петрока.
— Пошли! ― шмыгнул он носом.
Не оглядываясь, он медленно пошел по улочке. Гончар недовольно поглядел хлопцу вслед.
— Ступайте за ним, он покажет.
Ивашку Лыча отыскали возле горнов. Тут крепко пахло жженой глиной, тошно-сладким чадом от древесного угля. В двух низких горнах огонь пылал ― не подступиться. Третий горн остывал. Мастер Ивашка, коренастый, с коротким и широким носом, наблюдал, как помощники ― два дюжих хлопца, ноздри у обоих в копоти,― скалывали глиняную замазку, потрошили горн.
— Ты, Аверьян, не шибко махал бы! ― покрикивал Ивашка Лыч.― Лопаткой ему подсоби, разом берите! Во недотепа!
Мастер взял у Петрока лист, развернул, принялся разглядывать буквицы.
— Книгочей с меня никудышный,― сказал, наконец, в смущении.― А повинен сын с углем приехать, той у меня чтец, целу зиму у дьячка обучали. А ты на словах, малый, передал бы, что от нас Василю Анисимовичу требуется. Ай не угодили?
Петрок сказал, что было ему велено. Мастер поскреб закопченным пальцем бороду.
— Изразцы дадим и раней срока,― промолвил он.― Ужо я два горна у Пронки, суседа, занял. Да ребята мои стараются. А с голосниками-трубами дело хуже, работа тонкая. Ну да хай Василь Анисимович не печалится, зробим все, как надобно.
Ивашка Лыч подошел к горну, прикрывая лицо широкой ладонью, заглянул внутрь. И Петрок с Филькой туда же. От жара у них дух заняло. Отпрянули дружно. Однако увидели, что хотели: лежали там рядами обожженные добела изразцы. А отдельно, каждая сама по себе ― игрушки глиняные: зверушки чудные, петушки, коники, кикиморы.
— Пусть поостынут, а мы покуль на завалинке посидим, потолкуем да квасу похлебаем,― лицо у Ивашки красное от жара, довольное.