Потом повесил на гвоздик и отправился к себе.
- Георгий Викторович! - Я догнала его в коридоре, тронула за локоть: Плюньте вы на эту чепуху. Не расстраивайтесь.
- Мне-то что, я бы плюнул. Но как быть с теми, кто не доверяет собственному вкусу и по таким вот статьям учится понимать изобразительное искусство?
- Ого, по статьям! Разве вы не видели, сколько народу там, перед витриной? Люди же чувствуют, только сказать не умеют.
Он уже открыл дверь в комнату, обернулся на пороге, с интересом посмотрел на меня:
- К счастью, а в данном случае - как раз к несчастью, в искусстве вопросы правоты-неправоты не решаются голосованием. Большинству может неожиданно понравиться что-нибудь низкопробное, которое сегодня, сейчас отвечает настроению каждого. Легкость и бездумная непритязательность сами по себе сила. Я уж не говорю о моде, об инерции подражания. Отцвели же песни-однодневки "Мишка", "Ландыши". А уж как гремели, помнишь? Хотя, что я, где тебе помнить...
- А вот и помню! - Я слегка обиделась.- "Мишка, Мишка, где твоя улыбка?"
- Да-да, вижу, что помнишь,- Георгий Викторович улыбнулся.Действительно, этим песням не так много лет. Они моложе тебя. Тем не менее никто их больше не поет. Забыли. А кто бы и хотел спеть, будет немедленно обвинен в дурновкусии.
В коридор выглянула мама:
- Аня, опять ты мешаешь дедушке отдыхать? Марш домой!
- Сейчас, мамочка. Вот только объясню Георгию Викторовичу про его скульптуру.
Я испытывала благодарность к Фогелю за взрослый разговор, хотела, чтоб ему не пришлось о нем пожалеть.
- Георгий Викторович, разве сами вы не уверены в своей правоте?
Он долго рассматривал что-то у себя на ладони.
- Хороший вопрос. Но ответить на него трудно. Если бы наша вера никогда нас не подводила! Во всяком случае, мне было бы спокойнее, если б "коханка" не собирала толпы.
- Кто?
- "Коханка". Назвать манекеном язык не поворачивается. Она для меня больше, чем манекен.
Я решительно переступила порог:
- Георгий Викторович, кино "Человек-амфибия" критики тоже ругают, а народ его любит. И музыка там хорошая, мне нравится.
- Фильм слабенький, музыка его переживет,-Фогель снял со стены акварель "Стога".- Посмотрим, что тебе дольше запомнится: эта штука или та, за витриной...
- Оба. Обе. В общем, и то и другое,- пообещала я.
- Никогда не стремись утешить любой ценой, девочка. Извини, я устал.
Я пошла к двери. И только тогда заметила, что уношу акварель.
- Ой, простите...
- Бери, бери. На память о старике Фогеле.
Я думаю, расстраивал его не сам факт паломничества к "коханке", а мысль, что это зачеркивает все сделанное им раньше, кистью. Выходит,- оно никому не было нужно. Трудно признать на девятом десятке, что всю жизнь делал не то.