да вперехлест через клюз, аврал в дурдоме во время высочайшей инспекции стал нормой жизни. Ни хрена не помню, если не запишу в склерозничек. Некрасиво как, она хоть и рабыня, но девка старательная и неглупая, по образовательному цензу и дисциплине уже заслуживает изменения статуса. Да-да, у меня целая схема постепенного зарабатывания свободы персоналом: поскольку я хитрая и жадная сволочь, то хочу иметь умелых и лояльных работников за недорого. Подневольный труд на сложных производствах неэффективен, а свободные отягощены семьями, нежеланием учиться, длинным языком, в конце концов. Вот и получается, что проще и надежнее накупить персонал или набрать его из городских низов по очень жесткому, практически кабальному контракту. И вот тут вступает в дело сущее супероружие — социальная защита! Человек очень быстро привыкает к хорошему, это мы еще на индейцах и пленных выяснили, а трехразовое питание, баня и смена белья раз в неделю, нормированный рабочий день, квалифицированная медпомощь — невероятные условия по местным меркам. Правда, вся эта красота идет в обмен на соблюдение жестких условий: строгое соблюдение дисциплины, санитарных и технических норм, полное молчание «снаружи» о работах, ведущихся внутри. За изучение русского языка, арифметики, овладение полезными навыками идут немалые бонусы, вроде права отгородиться занавесочкой от остальной казармы (мы купили стандартный домик, помещения для рабов, с красивыми решетками на окнах и дверях, были предусмотрены изначально), переселиться в отдельный кубрик, а то и завести семью. Ну, а в далекой, но вполне достижимой перспективе — свобода. Человеку нужна цель, ради которой он готов вкалывать, и ряд этих целей, по возрастанию, был выстроен. И не говорите, что занавесочка между гамаками — хилое поощрение. Человек животное стайное, но невозможность уединиться иначе как в сортире сильно давит на психику. Вспомнилось, что во времена моей срочной службы блатными считались должности не только те, которые позволяли положить болт на службу, но и предусматривающие свой угол, каморку, выгородку, пусть даже там надо вкалывать. Есть исключения, например, часть негров, наоборот, боясь ночных духов, спит только плотной толпой — но таких мало: невзирая на высокую цену, я изначально покупал второе-третье поколение рожденных вне Африки. Они уже слегка ассимилированы, родоплеменные заморочки и табу помнят и чтут, но без фанатизма. Окружение влияет: когда вокруг тебя десятки и сотни разных людей, с которыми объясниться можно только по-испански, когда каждый выходной заставляют молиться Белому Богу, а стариков — хранителей традиции рядом нет, прежние страхи уже не так страшны. Как бы ни было — система работает, хоть и пришлось поначалу и в баню загонять из-под палки, и за немытые руки регулярно дрючить, и за болтовню на рынке — маленькая СБшная подстава-проверка — в карцер сажать. Самую гнусную часть своего плана — что будут делать бабы, получив свободу, — я им не озвучивал. Кому они будут нужны, со специальностью лаборант-технолог широкого профиля, намертво избалованные трудовым кодексом и неким подобием равноправия? Только в Калифорнию, иначе опять скатятся вниз — а это очень больно, гораздо больнее, чем тем, кто всю жизнь пахал на плантации и ничего иного не видел. Слава о нас уже пошла, приходится почти каждый день заворачивать слуг или работников, желающих наняться к таким хозяевам. Соседи смотрят косо.