Поначалу я тоже не мог подняться во весь рост в наших лодчонках даже на тихой воде. Ноги не знали прочной опоры, лодка качалась, черпала бортами воду при малейшей попытке выпрямить трясущиеся ноги, и я казался себе тогда тем ванькой–встанькой, который в отличие от настоящего не поднимется обратно, если вдруг упадет… Потом я научился стоять в осиновой скорлупе на любой волне, научился сутками мотаться в легкой посудинке по ручьям и озерам. И вместе с тем по лодкам, по их ходу, по корме и бортам научился узнавать, кто сделал ту или иную посудинку.
Мне нравились небольшие проворные лодчонки, где не оставался липший запас бортов на волну и ветер. Плавать в таких лодчонках было всегда легко и смело, легко — от неглубоких бортов и смело — от самого себя, познавшего любую неудобную волну. Такие лодки и делал на наших озерах Иван Михайлович.
Глубокие лодки с нашивными бортами любили люди степенные и медлительные, эти лодки никогда не торопились и без лишних хлопот всегда добирались к намеченной цели. Лодки длинные и тяжелые выходили из‑под рук не очень смелого мастера, который нередко побаивался оставить борта потоньше: тонкие борта при разводе могли лопнуть и свести на нет весь предыдущий труд.
Разводили лодку уже в самую последнюю очередь… Сначала рыбак валил подходящую осину и обводил топором будущие борта, дно, нос и корму. Подходящую осину никогда долго не искали — она была на примете еще до того, как старая лодка отживет свой век. Такая примеченная осина нередко была известна всей деревне и носила имя будущего мастера. Обычно осину подыскивали недалеко от воды, чтобы тут же по окончании работы можно было проверить новую посудинку… Топор обводил контуры лодки и сверху, там, где пока сходились будущие борта, выполнял последнюю свою работу — наносил почти по всей длине ствола узкую неглубокую щель. Топор откладывался в сторону, и его место занимало тесло.
Сначала тесло тоже было топором, но потом кузнец ловко развернул лезвие и загнул его неглубокой ложечкой–долотом. Тесло насаживалось на обычное топорище, и теперь с его помощью можно было изготовить любой долбленый предмет, будь то корыто, желоб для стока домашнего пива или лодка.
Тесло через узкую щель, прорубленную в осиновом стволе топором, с каждым легким ударом все глубже и глубже уходило в будущую лодку, выбирая с бортов и со дна лишнюю древесину. Сколько выбрать этой древесины, какую ее часть посчитать ненужной, какой толщины оставить дно, борта, решалось здесь, определялось характером и рукой мастера, и, пожалуй, все это вместе и называлось искусством сделать неплохую лодку.