И не одни животные были каннибалами.
Дворецкий — рука его по-прежнему полыхала — ринулся на Ковальски. Первая очередь смертоносных дисков поразила нападающего в плечо и шею. Лохмотья моментально окрасились кровью. Но целеустремленного маньяка не так-то просто было остановить.
Прицелившись пониже, Ковальски нажал на спусковой крючок.
Веер сверкающих дисков прошил воздух на высоте колена, вспарывая сухожилия и дробя кости. Словно подкошенный, дворецкий рухнул на землю, оказавшись почти нос к носу с Ковальски, и железной хваткой вцепился ему в горло. Ногти глубоко вонзились в плоть. Ковальски поднял дуло винтовки и сказал:
— Извини, приятель.
Прицелившись в раскрытый рот, он зажмурился и выстрелил.
Раздался противный вой, бульканье — и моментально все стихло. Острейший диск сделал свое дело.
Ковальски открыл глаза: дворецкий лежал лицом вниз, раскинув руки.
Он был мертв.
Перекатившись на бок, Ковальски вскочил на ноги. Осмотрелся по сторонам — не подкрадывается ли еще кто-нибудь? — и припустил к дальней стороне асьенды. По дороге он заглядывал в окна: раздевалка, лаборатория со стальными клетками для животных, бильярдная.
В задней части здания бушевал огонь, раздуваемый все усиливающимся ветром. Черный дым взвивался в потемневшие небеса.
В следующем окне Ковальски увидел комнату с массивным деревянным письменным столом и книжными полками, высящимися от пола до потолка.
Вероятно, тот самый кабинет профессора.
— Доктор Розауро, — прошептал Ковальски.
Тишина.
— Доктор Розауро, — повторил он чуть громче.
Опять ничего.
Тогда он схватился за горло и обнаружил, что передатчик исчез, слетел во время драки с дворецким. Он оглянулся на двор. К небу поднимались языки пламени.
Итак, теперь он предоставлен самому себе.
Снова повернувшись, Ковальски заметил, что задняя дверь, ведущая в кабинет, приоткрыта.
Отчего же ему это не нравится?
Чувствуя, что время уходит, Ковальски осторожно двинулся вперед, готовый в любую секунду выстрелить. Кончиком винтовки слегка подтолкнул дверь, открывая ее пошире.
Он готов был увидеть что угодно: взбесившихся обезьян, маньяков-дворецких… но не молодую женщину в плотно облегающем черном костюме для подводного плавания.
Она склонилась перед открытым напольным сейфом, но, услышав скрип двери, быстро выпрямилась, демонстрируя гибкость. На одном плече у нее висела сумка. Распущенные влажные волосы были черными, как сама ночь, кожа светилась медовым загаром. Чуть затуманенные глаза цвета жженого сахара посмотрели прямо на Ковальски.
В руке красавица сжимала девятимиллиметровый «ЗИГ-Зауэр».