И вправду, как подошло время, рис у всех вырос хороший, и у этого тыквы растут лучше не надо. У него там деревья сухие остались, так по ним тыквы вверх поползли, как по кольям. Видали? И не поверите, все его поле сплошь побеги покрыли, и везде на них тыквы зреют, не счесть. Что ни день он ходил поглядеть.
Время пришло, рис у них вызрел, и они сказали:
— Рис наш созрел. Давайте пожертвуем бонгам первую долю4 и будем жать.
Тогда лангур тоже сказал:
— Давай-ка и я пожертвую первую долю, точно так же, как братья.— И он стал следить, что они будут делать.
И вот однажды они разровняли небольшую площадку и обмазали ее коровьим пометом. Потом сжали немного рису, отнесли его на это место и там принесли эту первую долю в жертву. По такому случаю они позвали мать и лангура, обоих, отведать праздничного угощенья. Оба они пришли на этот пир. Наготовили рису и подливы, все поели, а потом разошлись по домам.
Дня через два, через три лангур сказал:
— Слушай, матушка, мы тоже ведь что-то вырастили. Надо нам завтра тоже устроить приношение первой доли. Разровняй-ка и ты площадку и вымажь ее коровьим пометом, и мы позовем моих братьев с семьями. Как обмажешь площадку коровяком, поди позови моих братьев и всех их домашних. А я сам помоюсь5 и схожу за тыквой.
— Хорошо, сынок,— ответила мать.— Ты правильно говоришь. Значит, завтра мы принесем первую долю.
И правда, на другой день они сделали, как уговорились. Позвали его братьев и их домашних, всех до единого. Те и говорят между собой:
— Гляньте-ка. У них ведь в доме ничегошеньки нет. Чем они думают нас угощать, коль столько народу назвали?
Ну а лангур, сказать по правде, тело омыл и пошел за тыквой. Выбрал самую большую, какую нашел. «Если я эту возьму,— думает,— хватит нам всем». Подумал он так, сорвал большую тыкву и понес к себе в хибарку, что была позади дома братьев. Те его, конечно, с ней видели.
Принес он ее и затащил в бхитар — в подношение бонгам. Как петухам голову рубят, когда в жертву приносят, так и ей он взял да конец ножом и отрезал. Мать его тоже при этом была. Отрезал конец, глядят они: полна тыква риса. Достали решето, стали туда рис вытряхивать. Только весь рис туда не вошел, пришлось сыпать в корзинку, да и той едва хватило, чуть-чуть до краев не достало. Если б в большую корзину насыпать, вышло б не меньше как на три четверти. Страсть как они радовались, только никому открывать это дело не стали. Говорят:
— Ничего не будем об этом рассказывать. Не обокрали бы нас.
Договорились так, рис ободрали, а с тыквы шкуру сняли и, чтобы чужим глаза отвести, из нее подливу сготовили. А еще подливы сварили из гороха лущеного.