Симонетта, приободренная такой откровенностью, быстро изложила свою просьбу. Манодората, слушая ее, продолжал оглаживать бороду золотой рукой, словно эти искусственные пальцы способны были что-то чувствовать. Когда она умолкла, он тоже некоторое время молчал, и Симонетта просто сгорала от нетерпения, желая узнать его ответ. И ответ этот невероятно ее удивил.
— По-моему, для начала я должен побывать в вашем поместье, — сказал Манодората. — Во-первых, его придется предложить мне в заклад на тот случай, если вы, синьора, окажетесь не в состоянии со мной расплатиться. — Он поднял руку, не давая ей сказать ни слова, так как она уже хотела запротестовать. — Это обычная практика. А во-вторых, мне, возможно, удастся придумать, как заставить это поместье приносить доход. Видите ли, чтобы его сохранить, придется, возможно, заставить его и поработать. Так что я должен понять, каким способом лучше это сделать. Где-нибудь через неделю я непременно появлюсь на вилле Кастелло, но с одним условием: за это время вы обязаны заработать какую-то сумму денег для себя самой. Должен также сообщить, что обычно полагается платить мне некоторую сумму или проценты с капитала в качестве компенсации за оказанную помощь. Я прекрасно вижу, что вы дама благородная, непривычная к работе, но работать вам все же придется. Если вы, конечно, хотите, чтобы я вам помог.
— Но как? То, о чем вы просите, невозможно! Если бы я могла раздобыть денег, то меня здесь не было бы.
— Подумайте хорошенько, синьора. Неужели вы не видите ни одного допустимого способа заработать немного денег собственными руками? Неужели вам ни разу не предоставлялось такой возможности? Значит, придется пошевелить мозгами. Я помогаю только тем, кто сам себе помогает.
Разумеется, такая возможность была. Симонетта отлично помнила те слова, которыми он, тот художник, тогда так ее оскорбил, помнила его предложение, которое показалось ей таким отвратительным: он предложил заплатить ей, знатной даме! Но это, хоть и казалось ей невероятно обидным, вполне могло бы теперь спасти ее…
— Один человек… хотел написать мой портрет. Для церкви, здесь, в Саронно. Но это было… некоторое время назад. И я с тех пор… изменилась. Он, возможно, больше не захочет меня рисовать. — Симонетте показалось, что в глазах еврея мелькнули веселые искорки, но губы его даже не дрогнули.
— Я не привык к галантному обращению, синьора, но позвольте мне вас заверить, что любой мужчина, стоит ему увидеть ваше лицо, сразу же захочет написать ваш портрет. Если он, конечно, умеет рисовать. — Манодората резко встал, давая понять, что аудиенция окончена. — Предоставляю вам самой решать, как быть дальше. Итак, приходите ко мне через семь дней и приносите деньги в качестве залога. Или не приходите вовсе. — Он протянул Симонетте свою золотую руку, и от его внимания не ускользнуло то, что она чуть замешкалась в нерешительности, прежде чем оперлась на нее.