Но сейчас Симонетта вдруг вспомнила те слова матери.
Откуда ей тогда было знать, что жизнь ее будет сломлена, что самую сильную боль причинит ей смерть человека, с которым она так долго была счастлива? Симонетта была убеждена: она смогла бы пережить все, что угодно, только не это. Даже если бы Лоренцо приглянулась другая женщина — хотя на других женщин он никогда и не смотрел, — то она, Симонетта, как ей теперь казалось, смогла бы вынести даже испытание супружеской неверностью. Лишь бы он по-прежнему был здесь, с нею, живой, теплый, и они могли бы вместе смеяться и играть, как всегда. Она чувствовала, что это горе, словно чудовищно разросшаяся опухоль в груди, проникает в каждую клеточку ее тела и, без сомнения, вскоре убьет ее. И благословенная смерть принесет ей избавление от всех мук. Симонетта коснулась белоснежными руками шпаги — его шпаги, которую Грегорио принес домой с поля битвы. Затем внимательно посмотрела на второй предмет, тоже принесенный слугой. Выглядела эта длинная штуковина угрожающе: она напоминала металлическую трубу с деревянной рукоятью и каким-то изогнутым металлическим когтем, торчавшим сбоку. Симонетта с трудом могла приподнять это диковинное оружие, впрочем, у нее и сил-то сейчас не было.
— Что же это такое? — промолвила она очень тихо, почти шепотом.
Но Грегорио, стоявший перед нею с мокрым от слез лицом, услышал ее и, комкая в руках плащ, пояснил:
— Это новое оружие, синьора, оно называется аркебуза. Аркебуза немного похожа на пушку, только маленькую, с которой и один человек может управиться, то есть может сам и нести ее, и стрелять из нее. Вот тут у нее фитильный замок. — Грегорио указал Симонетте на какой-то обгорелый шнурок, свисавший с рукояти этой странной «маленькой пушки», и на изогнутый в форме буквы S спусковой крючок, зацепленный за металлическую скобу и в данный момент бездействовавший.
— Зачем ты мне это принес? — Симонетте показалось, что, когда она задала этот вопрос, в горле у нее что-то хрустнуло.
— Одна из этих жутких штуковин как раз и унесла жизнь моего господина. Я должен был принести ее тебе, синьора, чтобы ты поняла: у него не было ни малейшей возможности выжить. Ты же знаешь, каким он был, господин мой. Там, на поле боя, он был лучшим из всех! Истинный рыцарь! А уж в искусстве фехтования с ним никто не мог сравниться. Но испанский маркиз де Пескара неожиданно применил в бою с нами более полутора тысяч таких вот тяжелых ружей. Я собственными глазами видел, как его аркебузьеры, точно косой, косили французских кавалеристов. Да и тех, кого миновала пуля, сбрасывали на землю перепуганные или раненые кони. А какой стоял грохот! Словно сам дьявол объявился на поле боя и запел, торжествуя, в предвкушении обильного ужина. — Грегорио нервно запахнул истрепанный плащ и скрестил руки на груди.