Он занимался малярией. В те годы болезней в Алжире было много, но главной, как и сто лет назад, оставалась малярия. По данным госпиталя, в Константина — втором по величине городе в колонии — ею болело более трех четвертей европейского населения.
Около десяти часов утра в прозекторской появлялся патологоанатом месье Блошар и Лаверан прятал свой микроскоп в футляр. С месье Блошаром они выпивали по чашечке кофе и расставались до следующего дня.
После утреннего микроскопирования Лаверана ожидала хлопотная и неинтересная работа главного врача, тяготившая его своей суетностью и отнюдь не располагавшая к научным изысканиям. Правда, то была высокооплачиваемая должность...
В Алжире прошли его детство и юность. Но вернула его снова сюда не сердечная тоска по родным местам и не высокое врачебное жалованье, а неистребимое желание проникнуть в тайну загадочного пигмента. За несколько лет до поездки он познакомился с наблюдениями двух врачей: немца Меккеля фон Хемсбаха и русского П. Я. Штюца. Оба писали о таинственных глыбках черно-бурого пигмента, встречающихся в тканях людей, погибших от малярии. Это было новое в науке о малярии. Очевидно, за тайной пигмента скрывалась тайна самой малярии, как сердцевина ореха за его скорлупой.
Обладая на редкость острым зрением, Лаверан был прирожденным микроскопистом-исследователем. Бывало, в окуляр микроскопа он видел то, что подчас ускользало от его парижских коллег, вселяло надежду на успех в Алжире.
В Париже малярия была редка. В городе Константина от нее умирали почти ежедневно.
Темно-бурые зерна пигмента он находил постоянно: и в срезах печени, и в срезах селезенки, и в мышечных тканях, но чаще всего в крови. Пигмент был строго специфичен только для малярии—ему ни разу не удалось его обнаружить в тканях людей, погибших от других болезней. Пигмент, как считал он, несомненно связан с неизвестным возбудителем малярии. Возможно, он являлся продуктом его жизнедеятельности, ведущей к развитию заболевания и смерти. Ход рассуждений Лаверана был прост: если пигмент чаще всего встречается в крови, то, значит, и возбудителя болезни следует искать именно в крови. Он просматривал сотни мазков трупной крови, но ничего, кроме пигмента, не находил.
Исследования, так прекрасно начавшиеся три года назад, зашли в тупик, и он не видел из него выхода. Собственно, ничего нового он в Алжире не открыл — он всего лишь подтвердил наблюдения Штюца и Хемсбаха. Миазма — так в те годы называли причину малярии — так и не была обнаружена.
— Возможно, — признался он как-то патологоанатому Блошару за чашечкой кофе, — возбудитель так мал, что его невозможно разглядеть в микроскоп и для его обнаружения нужны какие-то другие методы исследования, а не простое микроскопирование.