— Итак, родная, скажи мне наконец, — заговорил Энтони, — каковы твои планы? Вот уже несколько часов ты молчишь об этом. Может, тебе трудно решиться на что-то определенное?
— Не думаю, что готова работать в суде. Начну с того, что более серьезно обдумаю свое будущее, — сказала она. — Что-то я все никак не соберусь с мыслями.
— Ну, теперь, с приходом новой администрации, появится много возможностей, чтобы приложить свое умение и выдвинуться. Это неплохое время для начала карьеры, надо только присмотреться к правительству. Впрочем, возможно, ты захочешь сотрудничать с какой-нибудь частной корпорацией?
— Сегодня мне звонил Джон Хогэн. Поздравил и спросил, не хочу ли я поговорить о сотрудничестве с одной смежной фирмой.
— О, это можно расценивать как комплимент. И что ты ответила?
— Возможно, на следующей неделе я встречусь с Джоном и Грэхемом Стейнором за ланчем.
— Прекрасно, дорогая, я доволен тобой.
В это время официант принес вино. Пока Энтони обсуждал с ним достоинства этого сорта шампанского, Бритт наблюдала за мужем, и сердце ее не переставало ныть. Он был так добр к ней, так заботлив и внимателен. Нет, пусть уж лучше ее до смерти замучают угрызения совести, но нельзя допустить, чтобы он узнал о ее измене. Он этого не заслужил. Но как, Господи, как жить в браке долгие годы, волоча на душе эту постоянную мучительную тяжесть?
Официант открыл наконец бутылку какого-то особенного шампанского и наполнил их бокалы. Энтони произнес тост в ее честь, сказав среди прочего, что это один из тех моментов в их жизни, которым он искренне гордится. Бритт не могла удержаться от слез, но попыталась сквозь слезы улыбнуться, преисполненная благодарности за его внимание и доброту. И продолжая ужасаться тому, о чем он даже не догадывался.
Они выпили вина, и Бритт сразу же отставила свой бокал. Вкус этого незнакомого ей, но явно дорогого вина показался ей отвратительным. Вероятно, это просто нервы. Вот и желудок ее в последние дни слегка расстроен, совсем пропал аппетит, она почти ничего не ела. Энтони замечал, конечно, что она немного не в себе, но относил это за счет волнений, связанных с Элиотом и по поводу получения адвокатского сертификата.
Они открыли меню, но Бритт противно было даже подумать о еде. Чашка чая и половинка тоста сейчас ее порадовали бы гораздо больше, чем все эти изысканные чудеса французской кухни. Но она решила не портить Энтони праздника, выбрала консоме с грибами — кажется, в меню упоминались лисички — и отварную рыбу. Когда, отложив меню, она подняла глаза, то увидела входящую в зал пару. Мужчину, лет сорока с небольшим, она не знала, но вот женщина, стройная брюнетка, хорошо, слишком хорошо ей знакома. Это была Моник Брюстер!