Стыдно сказать, но он не отказал себе в удовольствии унизить старшего следователя по особо важным делам Генпрокуратуры. Он заставил меня прождать тридцать минут в своей приемной, прежде чем соизволил пригласить меня.
Но все, что Бог ни делает, — к лучшему. Я это очень давно заметил. Именно в то время, пока я ждал, когда хам вспомнит о приличиях, и произошел случай, после которого события в этом деле помчались вскачь.
Рядом со мной через стул сидел совершенно незнакомый мне мужчина. Закинув ногу на ногу, он держал на своем колене небольшой раскрытый блокнот и что-то в нем черкал. Увидеть, что он малюет, не было никакой возможности, да мне, откровенно говоря, и наплевать было на него. Когда же помощник Лукашука отвернулся зачем-то, я поймал на себе выразительный взгляд незнакомца.
Еще не хватало мне голубых, подумал я. Но уже через мгновение мои мысли потекли по другому руслу. А если предположить, что этот человек хочет мне что-то сообщить, но не решается? Например, он опасается помощника полковника.
Я улучил момент и глазами показал мужчине на дверь. Мол, давай, родной, выйдем поговорим. Ну прямо как два педераста. Он едва заметно покачал головой, но я не стал расстраиваться. Если ему есть что мне сообщить, он найдет способ это сделать. Не арестует же нас Лукашук. Хотя кто его знает, этого мужика, может, он резидент австралийской разведки?
Как раз в это время заговорил селектор — голосом полковника Лукашука. Помощника вызывали пред светлые очи. Тот, не суетясь, собрал какие-то бумаги и с достоинством удалился в кабинет. И мы остались наедине с неизвестным.
Он моментально протянул мне блокнот и держал его перед моими глазами всего лишь пару мгновений. Но и их мне хватило, чтобы прочитать написанное, а также уразуметь, что среди чекистов есть и такие, которых Меркулов с удовольствием бы угостил своим коньяком.
Я прочитал: «Аничкин в Лефортове по ложному обвинению. Генерал Петров — предатель».
А во мне-то еще жила уверенность, что передо мной — не сумасшедший, а абсолютно нормальный человек!..
Я кивнул, а мой неожиданный информатор снова положил себе на колени блокнот и опять стал что-то небрежно в нем черкать. Правильно. Если сейчас начать уничтожать улики, можно запросто нарваться на неприятности. Никто его сейчас, по всей видимости, проверять не будет, и он знал об этом. Потом уничтожит.
Слова благодарности я произносить не стал. Более того, я даже взглядом его не поблагодарил, сидел так же, как сидел до этого. Он был похож на профессионала и, очевидно, понимал, что и я не лыком шит. И поскольку вообще никак не реагирую, значит, я все понял. Вот какой я молодец.