– Максим Андреевич! – взмолилась я, увидев где-то периферийным зрением знакомую вывеску. – «Макдоналдс».
– И что? – удивился он.
– Кофе! Пожалуйста! Вам тоже не помешает что-то перекусить.
– Ну... ладно, только очень быстро, – кивнул он после секундного раздумья. Я свернула по указателям, радуясь, что вредоносное предприятие быстрого обслуживания добралось и сюда. Кофе у них был очень даже хороший. А Синей Бороде я купила большой бутерброд, который он, как всегда, проглотил, даже не заметив. И посадил на рубашке пятно. Если бы я была его женой, я бы давала ему с собой второй комплект одежды, а может, и третий. Ой! Я что, подумала, что я его жена? Нет, это глупость. Это... что это со мной? Помутнение рассудка? Откуда эта мысль? Наверное, это что-то вроде стокгольмского синдрома. Я столько времени провожу в обществе этого замкнутого голубоглазого трудоголика, что стала думать о нем как о ребенке, нуждающемся в заботе.
– А вы сама почему ничего не едите? – вдруг спросил он, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида. Я покраснела, испугавшись, что он мог прочесть мои странные, глупые, ненормальные мысли, и перевела взгляд на дорогу.
– Я не хочу. Я только кофе.
– Вам тоже надо есть. Купите себе бутерброд.
– Я... я потом.
– Купите сами, или я встану и куплю его вам, – пригрозил он, так что пришлось мне вылезать из припаркованной машины и переться в ресторан. Я купила самый маленький бутерброд, который, впрочем, оказался вполне съедобным, присела на высокий барный стульчик у большого стеклянного окна-витрины. Журавлев смотрел на меня из машины. Я помахала бутербродом и демонстративно его употребила.
– Все в порядке? – спросил он, когда я вернулась. Я кивнула, и весь оставшийся путь мы проделали в молчании. Только я почему-то чувствовала на себе его взгляд чаще, чем обычно. Раз в час мне словно прожигало спину, хотя, возможно, я все себе придумала. С чего бы ему на меня смотреть?
– Кажется, это здесь, – он открыл окно и показал мне на зеленый, окруженный бетонным забором квартал. Забор ничем не отличался от любого бетонного ограждения, он был таким же, как на любой стройке. Многие коттеджные поселки, где жили мои знакомые из прошлой жизни, были обнесены точно такими же. Из-за забора, обмотанного сверху колючей проволокой, виднелось несколько зданий белого, хотя скорее грязно-серого кирпича. На территории колонии было много деревьев. Тополя, липы, кажется, березы – высокие, шумные, еще не сбросившие листву, – деревьям тут, в колонии общего режима, было хорошо. Они не чувствовали себя пленниками.