Пальцы Андрея Николаевича быстро перебирали купюры перекладывали их; он словно собирался разложить пасьянс. Затем Андрей Николаевич перешел к деньгам, которые лежали в вещах Пирожковского и его сестры.
Тряпкин занервничал.
— Смотрите,— Андрей Николаевич показал понятым двадцатипятирублевки, лежавшие в вещах Тряпкина.— Видите, они надрезаны?
Понятые подтвердили.
— И эти, у его напарника, тоже. Ты что, разрезать их собирался? — Андрей Николаевич обернулся к Тряпкину.
Тот промолчал, поднял воротник плаща, и без того сидевшего на нем пижонски.
— А мелкие деньги все целы...
— Действительно,— сказал один из понятых.
— Наш сотрудник сейчас составит протокол осмотра,— Андрей Николаевич скользнул глазами по мне.— Ручка есть?
— Да.
— Садись, пиши.
— А зачем их подрезают? — спросил понятой, показывая на деньги.
— Это случайно. Когда режут карман. Или сумочку...— Андрей Николаевич взглянул на Тряпкина.— Поэтому они и покупали все это — булавки, портсигар... Чтобы сбыть резаные купюры. Папиросы, дешевую галантерею... Сейчас главное для нас — найти потерпевшего. Он где-то близко: в Питере, в Вологде. Может, в Ярославле...
Встретил меня в кабинете Войт. Когда я уезжал в вытрезвитель, кабинет был разделен на отсеки мужскими и женскими вещами. Теперь здесь, как ринге, висели только канаты.
— Малевич, где отрез серого коверкота? Ты привез его от Усольцевой?
— Должен быть,— сказал я.
— Нам он нигде не попался.
— Но в протоколе обыска он есть.
— Может, ты записал и не взял? Все во мне похолодело.
— Я записывал вещи и откладывал их на кровать, а когда все закончил, сложил в чемоданы.
— Надо было сразу в чемоданы!
— Как же быть?
Все в этот день я делал не так!
— Ладно, не буду тебя пугать. Шатров освободится съездит к матери Усольцевой...— Войт прогулялся по кабинету, скрипя половицами.— Думаю, привезет. А вообще, имей в виду... В другой раз придется платить из своего кармана.
— А вдруг Усольцевы скажут, что я увез? — спросил я.— Ведь ничем не докажешь. И в протоколе указано.
— С нами они не захотят связываться.
Довольный, он снова прошелся между канатами. На нем были ботинки, которые он днем купил, и галифе.
— А где все? — спросил я.
— Савватьев — в гастрономе. Снимает кассу.
— Кассу?
— Люська, сестра Пирожковского, несколько раз посылала туда. Избавлялась от надрезанных купюр. Ты, по-моему, сам кого-то сопровождал...— Войт счастливо оглядел свое приобретение. Он сел, с сожалением начал переобуваться.— Вот у меня и память о нашем знакомстве...
С Войтом у меня тоже связано много памятного.
Через несколько месяцев Войт, Васька Смердов и я — уже в качестве оперуполномоченного — участвовали в засаде. С нами был и Каро — желтый при черных подпалинах пес. Он приехал с учебных сборов вместе со Смердовым.