— Бери ее снизу, а то неудобно тащить.
— А я что делаю? — Сопение. — Тяжесть-то какая.
— Аха. А ведь выпотрошили ее.
— Уху. И внутренности ненужные выкинули, и пару верхних деталей, а, поди ж ты, тяжелая…
Я с ужасом слушала их диалог, не веря ушам своим. Это же надо с таким спокойствием говорить об убиенной ими женщине! И руки ее верхними деталями называть! Не люди, а монстры!
Тем временем Санин и Манин миновали меня, так и не заметив, что за ними кто-то наблюдает, и направились к дверям, ведущим на задний двор. Я опешила. Где ж они тогда ее прятали? Уж не у себя ли в комнате. И зачем они волокут ее во двор? Разделывать что ли? Или решили не валандаться, а просто на помойку выкинуть? Немного помявшись в нерешительности, я двинулась за ними. Риск быть замеченной, конечно, велик, но надо выяснить все до конца, а уж потом (я сжала трубку ледяными пальцами) звонить Геркулесову.
Дверь хлопнула. Выждав 5 секунд, я пронеслась по коридору и, крадучись, вышла на крыльцо. Санин с Маниным уже подтаскивали свою ношу к забору, огораживающему институт. Я притаилось за деревом, причем, спрятаться пришлось целиком, то есть вместе с головой, по этому видеть действия братьев-душегубов я не могла, могла я только слышать.
— Пролезет, как думаешь?
— Должна. Только тихо надо, а то вахтер может услышать.
— Аха. — Кряхтение и скрежет. — Да тихо ты! Не то застукают!
— А какая статья нам за это грозит?
— Откуда я знаю? Тащи давай.
— Никак, — послушался сдавленный голос Манина. — А если вахтер нас засечет, что будем делать?
— Что, что? Придется… — Тут Санин замолчал, что-то, видимо, изображая, а потом издал такой звук: — Фьють!
Я зажмурилась. Живо представив, как Манин проводит ладонью по горлу и свистит, смысл жеста понятен и дураку.
— А если Леля хватится?
— И что? Искать нас что ли пойдет?
— Она пойдет, не сомневайся, а мы тут вот… Что с ней будем делать?
Я похолодела и вжалась в дерево, притворившись, как ящерица, виденная в учебнике зоологии, высохшей веткой.
— Что, что? Тоже…фьють!
Вот тут самообладание меня покинуло, и я пискнула. Тут же, испугавшись своего голоса, выглянула из укрытия, чтобы проверить, услышали ли меня душегубы, и с ужасом обнаружила, что да — услышали. Санин и Манин стояли в полусогнутом положении, обхватывая обеими руками бока сумки, и таращились на меня со зверским выражением на лицах. Я поняла, что пропала.
— Руки вверх! — заорала я, выставляя перед собой черенок швабры.
Братья-садисты переглянулись, недоуменно, типа, что это за вша там орет, но руки от сумки оторвали. Я, окрыленная успехом, заорала еще громче и в этот раз без дрожи в голосе: