— Но не головой же. — Маруся побила Галину Ивановну по щекам. Безрезультатно — начальница погоревшего бюро осталась все такой же безучастной. — Притащите кто-нибудь нашатырь, — выкрикнула наша мать Тереза в коридор. — А еще…
Что еще хотела Маруся от любительниц зрелищ, мы так и не узнали, ибо она не договорила, а подобно Галине Ивановне замолкла на полу слове, выпучилась, охнула, но только без чувств не упала, а осталась стоять, подобно статуе.
— Да что вы все с ума посходили! — выругалась я.
— Там…там… — И Маруся с распахнутым, как у умирающей рыбины ртом, вновь замолкла.
— Что там? — еще пуще осерчала я.
— Она. — Почему-то шепотом закончила давно начатую фразу Маруся. И показала пальцем в дальний, заваленный обломками стеллажей угол.
— Да кто она-то? — не поняла я и шагнула к подружке.
Сначала я не увидела того, на что указывал Марусин перст, уж очень захламлен был угол разными головешками, а потом, когда сделала еще один шаг, на этот раз левее, разглядела… О, господи! Между обгоревших остовов стеллажей, между куч сгоревшего дерева, на залитом водой и пеной полу лежала Ниночка. Вернее, это была уже не она, а то, что от нее осталось — обгоревшее до черноты и скукоженное до размеров тряпки тело да буйные, лишь тронутые огнем кудри.
— Мама! — прошептала я басовито и брякнулась на круглые колени Галины Ивановны.
Мой некорректный поступок произвел неплохой эффект, от толчка женщина очнулась и проблеяла «Пить». Но напоить бедняжку было некому, так как любопытные кумушки в полном составе вломились в комнату и, тесня другу друга, бросились к месту гибели несчастной львиноголовой Ниночки.
Тут я спохватилась и с криком: «А ну назад!» преградила им дорогу.
— Посмотрели, дайте другим посмотреть! — заблеяла одна из толпы.
— Вон! — рявкнула я.
— Не имеете права! — загалдели любопытные, так и норовя поднырнуть под мои растопыренные руки.
— Маруся, — взвыла я. — Помогай!
Но подружка помочь не успела, ибо толпа умирающий от любопытства баб смела меня за считанные секунды и ввалилась таки в закуток.
Пару секунд они тупо таращились на обугленные останки, после чего разразились таким диким визгом, что шнурок, бывший некогда миленькой люстрой, качнувшись, рухнула на пол. Когда же он с хлюпаньем ударился о залитый пеной пол, толпа все с тем же визгом ломанулась из комнаты.
Через минуты в помещении остались лишь мы: члены дружины, хозяйка кабинета и Кузин.
— Что будем делать? — всхлипнула Эмма Петровна.
— Что, что? — насупилась Маруся. — Милицию вызывать. Коленьку. Или этого, начальника его противного.