– Хорошо, оставим. Ничего не открывай мне. Я жду. Ее глаза поблескивают, как мокрые шиферные крыши в свете угасающего дня. В них словно собраны все серые оттенки сумерек. Она смотрит на меня надменно и насмешливо.
– Вон чего захотел? Не вышло, шпион!
Мной овладевает беспричинная ярость, хотя я же знаю, что она больна и эти срывы сознания происходят молниеносно.
– Поди ты к черту, – говорю я гневно. – Какое мне дело до всего этого?
Я вижу, как лицо ее снова меняется, но я быстро выхожу из комнаты, полный непонятного возмущения.
* * *
– Ну и… – спрашивает Вернике.
– Вот и все. Зачем вы послали меня к ней в комнату? Ничего это не улучшило. Я не гожусь в санитары. Вы видите, мне следовало бережно ее уговаривать, а я на нее накричал и выбежал из комнаты.
– Результат был лучше, чем вы полагаете. – Вернике достает скрытую книгами бутылку и наливает два стаканчика. – Коньяк, – поясняет он. – Я бы хотел знать одно: как она почуяла, что мать опять здесь?
– Ее мать здесь?
Вернике кивает.
– Приехала два дня назад. Но матери она еще не видела. Даже из окна.
– А почему она не могла ее увидеть?
– Ей тогда пришлось бы высунуться не знаю как далеко наружу и иметь глаза, как полевой бинокль. – Вернике рассматривает на свет свой стаканчик с коньяком. – Но иногда такие больные чуют подобные вещи. А может быть, она просто догадалась и я сам навел ее на эту мысль.
– Зачем? – спрашиваю я. – Никогда еще приступ болезни не был так силен.
– Неверно, – отвечает Вернике. Я ставлю свой стаканчик на стол и окидываю взглядом толстые тома его библиотеки.
– Очень она жалкая, просто тоска берет.
– Жалкая – да, но не более больная.
– Вам не следовало трогать ее, оставить такой, какой она была летом. Тогда она чувствовала себя счастливой. А теперь ее состояние ужасно.
– Да, ужасно, – соглашается Вернике. – Оно почти такое, как если бы все, что она вообразила, имело место в действительности.
– Она сидит точно в застенке. Вернике кивает.
– Люди думают, что таких вещей уже не существует. Нет, они существуют. Здесь у каждого в голове свой собственный застенок.
– И не только здесь.
– И не только здесь, – с готовностью соглашается Вернике и делает глоток коньяку. – Но здесь у многих в голове застенок. Хотите убедиться? Наденьте белый халат. Скоро время вечернего обхода.
– Нет, – говорю, – я еще помню последний раз, когда ходил с вами.
– Тогда вы видели войну, которая тут еще продолжает бушевать. Хотите посмотреть другое отделение?
– Нет. У меня и то осталось в памяти.
– Вы видели не всех, а только некоторых.
– Я повидал достаточно.