– В известной мере, – подследственный задумался. – Но – скажу вам правду – если бы я знал про эти сети...
– Господин Монтегю имеет ввиду сети, которые полиция установила на определенной глубине под городом, – пояснил Бах Каю. – Здесь, в отличие от Венеции, каналы не имеют дна, и избавиться от трупа и орудия убийства – слишком легкое дело. Мы этому препятствуем, насколько это возможно. Но свои действия не афишируем... Итак, Монтегю, расскажите, как было дело...
– Мы познакомились с Антуаном Леклэ незадолго до того, как произошла эта... Одним словом, примерно за неделю до того, как мне пришлось его убить...
– Вы сказали «пришлось»... – Вмешался, наконец, в разговор Кай. – Вы что – действовали в порядке самообороны?
– Нет. Это была вспышка гнева. Я взялся подвезти Антуана до дому. Все и произошло в моем катере... Покойный много выпил, да и я, наверное, тоже... Я не знаю, откуда он взял, но ему взбрело в голову, что я – «голубой». А я, знаете ли, пострадал от этого – в молодости оказался жертвой... сексуальной агрессии...
– Будучи в заключении, насколько я помню, – уточнил Бах.
– Теперь я понимаю, что покойный просто неудачно сострил по поводу моего пристрастия к блюдам из осьминогов-геев... Но ему так понравилась эта шуточка, что он чуточку переборщил...
Осьминоги-геи, пожалуй, были столь же необоснованными жертвами местного фольклора, как и подследственный Монтегю – острот своего собутыльника. Два раза в сезон промысловые акватории Океании начинали ломиться от миллионов тушек этих особей – причем всех исключительно мужского пола, естественно, не способных быть оплодотворенными и давать потомство. Ни один музей Обитаемого Космоса не мог похвастать экземпляром самки этих квази-моллюсков. Отсюда ползли слухи о гнусных половых наклонностях бедных тварей, лишенных природой счастья семейного очага и возможности нормально пестовать потомство в лоне семьи. Частично это подтверждалось их неразборчивостью в выборе объектов совокупления, что, в общем-то, было неудивительно для созданий со столь детдомовским детством. Вряд ли это служило, однако, достаточным основанием, чтобы называть осьминогом-геем Божью тварь о двенадцати аж щупальцах.
– И вы решили, значит, отправить своего обидчика к Большой Самке? – поинтересовался Кай. – Вам было обидно за осьминогов?
Эвфемизм «отправиться к Большой Самке», особенно широко распространенный среди охотников и фермерства Продуктивных слоев, основывался на другой серии побасенок, связанных с образом жизни осьминогов-геев. Последних порождала после оплодотворения, согласно этим рассказам гигантская самка-кракен, обитающая где-то на немыслимых глубинах, у провалов сейсмических разломов и трещин многострадальной океанической коры Океании, извергавших в «верхние» слои и течения непредсказуемые часто потоки геотермальных вод, изобилующих всякой неизученной живностью, и, возможно, под влиянием всяких зловредных выбросов из недр, порождавших всяческие чудовищные и вконец непристойные формы жизни. Кто и как оплодотворял Большую Самку – ее собственные отродья, или же Дьявол Глубин – на этот счет версии любителей почесать языки за стойкой бара или с трибун научных конференций расходились. Сермяжная истина состояла в том, что множество попыток добраться до логова Большой Самки с целью засвидетельствовать ее бытие или небытие путем видеозаписи или добычи полного экземпляра или его частей, по одиночке или основательными экспедиционными коллективами, закончились плачевно – полным и таинственным исчезновением добытчиков зоологической истины или, в лучшем случае, их частичным возвращением несолоно хлебавши – что для неудачных занятий подводным промыслом в разной степени соленых водах Океании, определение неверное. После каждого такого провала слухи и бредни как о Самке, так и о ее гнусном отродье, натурально, множились.