– Но в «Лизард» вы не должны были идти один, – продолжил Холмс. – Чуть позже вы поймете, какую примечательную роль сыграл брошенный вами в вагоне багаж – сейчас скажу одно: я вынужден был заняться им, полагая, что даже у капитана американской полиции не хватит смелости направиться сразу в «Лизард» на встречу с Дженкинсом. А тот примчался в кафе со своим роковым грузом и, увидев вас одного, принял вас... ВЫ САМИ ЗНАЕТЕ ЗА КОГО... Естественно, он постарался избавиться от своего страшного груза и тем самым передал вас в руки моего уважаемого коллеги, Лейстреда, – последовал жест в сторону детектива, – который осведомлен, к сожалению, лишь об одной стороне этой мрачной истории...
Последним замечанием он окончательно допек и без того гневно топорщившего усы Лейстреда. Тот снова вскочил из-за своего стола:
– Послушайте, мистер Холмс, – с большой долей яда в голосе осведомился он, – раз уж вы так осведомлены в этом паршивом деле, что считаете, что криминальной полиции нечего делать в нем, то, может быть, вы, наконец, намекнете нам – кто же все-таки отрезал голову несчастному банкиру?
– Ну, это не было таким легким делом, но наш друг неожиданно облегчил его, – Холмс кивнул в сторону Кая. – Дело в том, что ваш легонький саквояж мог сойти за имитацию багажа только в глазах тупоголовых сподручных главного преступника. Сам же он разгадал ваш ход почти моментально. И так же моментально попытался овладеть оставленным вами кофром. Помешали ему два обстоятельства – служебное рвение персонала железной дороги и неожиданное для него появление вашего покорного слуги. Короче говоря, Лейстред, если вы соблаговолите послать вашего человека с тем, чтобы он привел сюда того типа в наручниках, что сидит под охраной в моем кэбе, вы сможете лицезреть автора той мерзкой проделки, что стоила головы несчастному Клайву Мэдоу.
Лейстред выразительно посмотрел на дежурного констебля, и тот вышел. Воцарилась тишина, наполненная напряженным ожиданием. Лейстред нервически барабанил пальцами по столу, всем своим видом вопрошая «кто, в конце концов, распоряжается в этом кабинете»; Холмс как ни в чем ни бывало раскуривал трубку, Ватсон с трепетом созерцал это священнодействие, а Кай пытался доказать самому себе, что истинной реальностью является не пропахший дешевым табаком околоток, не грубая деревянная скамья, на которой он сидит, не угольный угар и железный лязг вокзала, который он так недавно покинул, не туман и не мусор под ногами, а волшебный город, плывущий в океане, охватившем далекую планету под чужим солнцем. Он уже почти не верил в то, что был когда-то там. И тут же, совсем рядом, шевелилась мысль: «Если сейчас появится еще и профессор Мориарти, я расхохочусь и испорчу всю обедню...»