– Да, понимаю.
Сталин сделал несколько шагов, удаляясь, и неожиданно обернулся.
– Сколько их всего? – указывая на угол стола, где лежала справка по делу «Неман», спросил он.
– О численности всей резидентуры трудно говорить определенно, – глядя ему в лицо, сказал начальник контрразведки, – ядро группы предположительно три или четыре человека.
В это мгновение Сталину снова пришло на ум его проницательное историческое предупреждение, что подрывных действий всего нескольких шпионов достаточно для того, чтобы проиграть крупнейшее сражение. И еще ему вспомнилось теперь другое мудрое изречение, которое он неоднократно высказывал окружающим: из всех возможных экономий самая дорогостоящая и опасная для государства – это экономия на борьбе со шпионажем. Неужели все-таки экономят?.. Или недооценивают опасность?..
Усилием воли сдерживая гнев, он отвернулся и подошел к тому месту посреди кабинета, где по другую сторону длинного стола сидел начальник Генштаба. Остановился и, посмотрев на него, как бы рассуждая вслух, раздумчиво сказал:
– Столько у нас органов, а трех человек поймать не могут. В чем дело?
Это «В чем дело?» для стоявших возле дверей прозвучало зловеще. В этом вопросе двум из них, по крайней мере, послышалось: «Не могут поймать или не хотят?»
Сидевший же над картами генерал поднял голову и понимающе посмотрел на Верховного. Взгляд его, очевидно, должен был сказать: «Вы, как всегда, правы, товарищ Сталин. Мы заставляем отступать многомиллионную армию немцев, а тут не могут поймать трех человек. Я полностью разделяю ваше недовольство и недоумение. Но это вопрос не моей компетенции, к сожалению, я ничем тут не могу помочь и, с вашего позволения, лучше займусь своим непосредственным делом».
И Верховный, словно прочитав все, что должен был выразить взгляд начальника Генерального штаба, снова зашагал по кабинету.
Массивная дверь неслышно отворилась, и вошедший личный секретарь Сталина тихо, бесстрастно доложил:
– Маршал Рокоссовский…
Верховный не обернулся и никак не прореагировал на это сообщение, и секретарь, видимо приняв молчание за знак согласия, так же бесшумно, как и появился, вышел из кабинета.
– Около месяца у вас под носом безнаказанно орудует опаснейший враг, – удаляясь от стоявших у дверей, продолжал Верховный. – Естественно спросить: действует наша контрразведка или бездействует?! Что это – медлительность по недомыслию или преступная халатность?.. И в любом случае – безответственность!..
Обвинения, высказываемые Верховным, были, по существу, несправедливыми: военной контрразведкой с самого начала делалось все необходимое. Однако оправдываться, а тем более возражать не следовало, и за спиной Сталина, в другом конце кабинета, убито молчали.