С Зиминки следуем в Беловскую жензону через мужской главный участок, где на ночь нас, женский этап, запирают в бане. Ночью, используя подкуп, угрозы и служебное положение, туда проникают мужчины. До сего дня вижу, как по-тигриному изогнув спину, в бесшумно выставленное окно впрыгивает блатной мальчишка-одессит, лагерный парикмахер и, озираясь трусливо и опасливо, поигрывая мышцами спины, весь напружиненный, как тетива, крадется к облюбованной им блатнячке. В котельной бани несколько урок «гоняют» маленькую воровку «Мушку». Девчонка всю ночь спасается от них, от «трамвая», бегая по раскаленным котлам, куда парням не добраться — страшно горячо. Утром ступни и ножонки крохотной хриплой и дрожащей малютки в ожогах и пузырях, но ее не коснулись подлые руки: в Киселевке она полюбила «политического» Петьку Химина, и в этот раз ей удалось сохранить ему верность. Она от него беременна. Позже полусумасшедший Петька рассказал, что Мушка родила, освободилась, как «мамка» и живет у его матери.
А еще в бане, неподалеку от меня, в темноте (урки нарочно обрезали свет) совершенно порядочный пожилой таджик Чары— я почти всех мужчин знаю по прежнему пребыванию в Белово сестрою — ласково урча, склоняет к прелюбодеянию немолодую землячку. Шепот по-таджикски сменяется ритмичными звуками, не оставляющими сомнения, что Чары уговорил-таки женщину. И тогда я проникаюсь сочувствием: уж если величественный с байской осанкой Чары… Значит, это нужно, и запрет любиться одна из «мер пресечения» — жестокость. Я начинаю похрапывать, чтобы Чары и таджичке не было стыдно после.
Стремление к половому соединению неистощимо. Однажды в Маргоспиталь привозят девку со страшным предварительным диагнозом: лепра (проказа). Больной выделяют изолятор-кладовочку. Смятение среди врачей и больных. Пищу девке подают в окошечко-продух. Однако через день в окошечке выбито стекло, и девка, не скрывая, ухмыляется: «Ну, да, приходил!»… Вызванный парень, которому объявили, что у нее, быть может, проказа, ни капельки не испуган: «Ну, что ж, ее и меня лечить будете, зато с бабой побыл, сколько хотел!». «К счастью», у девки после обследования оказывается «только сифилис».
Парализованная после побоев девчонка лежит в общей палате. На ночном дежурстве на несколько минут выхожу по делу из своего отделения, оставив в коридоре санитарку. Возвращаюсь: ужас! В коридоре толпится все население девкиной палаты: у паралитички «гость». Кто впустил? Кто открыл ему? Все божатся, что пролез в форточку. Не верю, накидываюсь на санитарку. Груня плачет, божится: не впускала! Распахивается дверь палаты, выходит дюжий парень «в шкарях и прохарях». «Что, сестра, не веришь, что можно пролезть в форточку?! Эх, не знаешь ты нашей профессии! Идем!» Снаружи, рискуя, что часовой с вышки увидит, ужом протискивает в форточку свое большое тело. Он, оказывается «домушник». Больные же оправдывают побрачившихся: «Ну, что ж, они молодые!»