В городе все перемешалось! При белых в нашем большом подворье расположилась на отдых горская воинская часть. Среди подсолнечных и кукурузных будыльев на огороде горцы делают намаз, пляшут лезгинку под развесистой — в полсада грушей. Перед нашими окнами красивый тоненький офицер в черкеске кинжалом зарезал другого за то, что тот нескромно коснулся его барышни, гимназистки с нашего квартала. Труп с гомоном убрали, а роман барышни и убийцы продолжался.
Появились и т. называемые «зеленые» — белые или красные партизаны. Эти вовсе уж не уважали «священную частную собственность».
Пафос совершающихся событий проходит как-то мимо «мирного населения» — обывателей. При каждой власти оно живет само по себе. Свадьбы. Гости. Театры работают с бежавшими из столиц крупными артистами, поет Вертинский. О них разговоры. Дамы заботятся о нарядах, возможности для этого становятся ограниченнее.
Семья не столько музыкальная, сколько певческая. В нашем уютном доме часты гости. У дядей — барышни-гимназистки, офицеры. Танцуют. Поют романсы Вертинского о пальцах, пахнущих ладаном, о лиловом негре. Иногда с хохотом напевают на мотив мазурки:
Лучше в пляске закружиться,
Чем в гимназии учиться…
А корниловские гости-офицеры подхватывают:
Э-эх! Лучше в пляске закружиться,
Чем в бою кровавом биться,
Чем лежать в бою убитым,
Всеми позабытым…
Дядя Вася чудесным тенором под гитару рассказывает:
А ка-а-а-рнет ее увлек
В темный сада уголок…
Чок-чок, чок-чок,
Так целуется Лизок (Лидок, Нинок, в зависимости, какой барышне пелось).
Или:
Ах, если б все девчонки
В лягушек превратились!
Тогда бы юнкера
И квакать научились!
Со смешным нелепым припевом:
Тужур, тужур, Мадрид и Лиссабон (2 раза)
А на улицах воинство поет:
Смело мы в бой пойдем
За Русь святую
И как один прольем
Кровь молодую!
Когда в городе красные, — на этот же мотив звучит:
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И как один умрем
В борьбе за это!
В двадцатых годах, ближе к НЭПу, все будут петь ернически:
Цыпленок жаренный, цыпленок пареный,
Цыпленок тоже хочет жить…
* * *
Я не кадетский, я не советский,
А я — народный комиссар…
Для детей устраивают елки, шествия. Некоторое время при белых, я посещаю отряд «волчат» при бойскаутской организации. Вообще активно участвую в «светской жизни» города. Я — первая актриса детского самодеятельного театра, организованного живущей от нас неподалеку Серафимой Алексеевной Ситчихиной, женой не то умершего не то расстрелянного офицера. Мы ставили детские пьесы в народном доме, в клубе местного госпиталя. Меня отдают в балетную студию, начинают учить музыке. Причем выясняется, что я природная левша, за моими движениями следят и их исправляют.