От Гарпо и Чико, разумеется… ни слова, черт подери.
Вот уже полтора месяца мы дружим с Граучо Марксом. Жаль только, дружба эта в одну сторону. Я прочел о нем сотни историй, смеясь и поражаясь мудрости и фантазии этого старика.
Если я не сижу в своем маленьком номере высоко над Токио и не смотрю на книжное отражение Граучо, то все равно, куда бы ни пошел, только о нем и думаю. Сейчас я выгляну в окно электрички, но увижу там не Токио, а фотографию восьмидесятилетнего Граучо Маркса.
Для всех Токио, а для меня — Граучо.
Когда я буду ужинать в одиночестве, Граучо сядет рядом, скажет что-нибудь смешное, и я улыбнусь.
Или буду разговаривать с очень серьезными японскими интеллектуалами, а Граучо подкрадется к нам тайком, как это умеет делать он один. И скажет что-то вроде:
— Одно из двух: или этот человек мертв, или у меня встали часы.
Я засмеюсь, и японцы удивятся моему смеху. Посмотрят на меня с недоумением, и мне придется извиниться:
— Простите, просто вспомнил кое-что смешное.
Они постараются понять эту странную американскую несдержанность, но так и не смогут.
Рассмешив меня, Граучо неслышно исчезнет, растворится в тени комнаты — той самой тени, что длится вечно и уносит людей в смерть.
Сайонара, Граучо
Они для меня почти как люди. Вчера в Монтане дул ветер, и они были итальянцами, потому что я накормил их спагетти. Они разыграли комическую инсценировку римского банкета в честь мрачной годовщины какого-то братства. 81 год со дня смерти матушки отца-основателя Сыновей Поклонников Итальянских Окуляров, Поездов и Велосипедов.
Впервые в жизни куры ели спагетти; их бурые перистые тела трепетали на ветру, как трава или утренний солнечный узор.
Куры обсуждали спагетти. Может, поэтому они для меня почти как люди — все время разговаривают. Им всегда есть что сказать.
Пока семнадцать кур ужинали в Риме, восемнадцатая откладывала яйцо в курятнике. Голова ее повернулась в сторону макаронного благодетеля. Яркий глаз блестел на ветру и таращился на меня.
Сегодня куры стали азиатами, ибо я накормил их остатками риса. Изучив весьма внимательно первые крупинки, они застучали клювами, словно палочками для еды, и очень скоро с удовольствием унеслись в Китай.
Мораль: Очень трудно найти в этом мире место, чтобы рядом не было куриной могилы.
Еще один пустой участок земли размером с квартал, полный забытых городских воспоминаний. В давно пропавшие времена здесь стояли дома, полные людей. Домов теперь нет, и людей теперь нет. Все они износились более-менее одновременно. Пустой участок ждет, когда его заполнят новые дома, а их — новые люди.