Энтони вскочил, прижал ее к груди и, не слушая слабых протестов, понес наверх.
— Скажи, любимая, — прошептал он, медленно входя в нее, — я похож на человека, который считает тебя неприятной?
Он проник в нее еще глубже, и Касси тихо застонала, лихорадочно перекатывая голову по подушке.
— Действительно похож? — настаивал он.
— Нет! — выдохнула она.
Энтони задвигался, сжигая ее жаром страсти, и Касси приникла к нему, уткнувшись лицом в его плечо. Несколько бесконечных мгновений она парила среди мириад разноцветных искр, содрогаясь в экстазе, чувствуя себя во власти Энтони, навеки связанной с ним телом и душой…
Ошеломленная девушка испуганно разрыдалась. Энтони, еще не пришедший в себя после безграничного, пронзительного наслаждения, изумленно уставился на нее. Касси беспомощно цеплялась за него, и соленые капли падали ему на грудь.
— Господи, любимая, что случилось?
— Ненавижу тебя, — всхлипывала она, стискивая руки у него за спиной.
— Понимаю.
Боясь придавить ее, граф повернулся на бок, увлекая Касси за собой. Предположив, что беременным женщинам присущи необъяснимые капризы, он пошутил:
— По крайней мере ты не отвернулась и не захрапела сразу после того, как насладилась моим телом!
Девушка немедленно отстранилась и наградила его негодующим взглядом:
— Да как вы смеете, гнусный лжец! Я не храплю!
— Нет, конечно, нет, — утешил Энтони, приглаживая ее влажные растрепавшиеся волосы, и мягко спросил:
— Ты окажешь мне честь стать моей женой?
На какую-то долю секунды он увидел боль в этих синих глазах и от всей души пожалел, что Эдвард Линдхерст вообще родился на свет. Но он был недалек от истины. Эдвард для Касси превратился теперь в смутный, неясный образ. Ее боль была рождена страхом, страхом за себя и за будущее, которого Касси не могла предвидеть. Отведя глаза, она прошептала;
— Да.
— Благодарю, любовь моя. Я всегда мечтал об этом, — решительно ответил он, целуя ее в кончик носа и притягивая к себе. — Спи, любовь моя, и не волнуйся, что разбудишь меня своим храпом. Он совсем тихий, как и подобает настоящей леди.
Графиня Джованна Джиусти, теряя голову от бешенства, швырнула бесценной древней китайской вазой эпохи Мин, гордостью покойного мужа, в каминную полку и не повела бровью, видя, как тонкий фарфор разлетается на сотни крошечных осколков.
— Не стой, как столб, дура! — завопила она на съежившуюся от страха служанку. — Немедленно подмети пол!
Теперь, когда она немного успокоилась, можно приготовиться к встрече с Чезаре.
Она лежала под ним, изнемогая от боли. Он взял ее грубо, почти силой, заботясь лишь о собственном наслаждении. Презрительная улыбка искривила губы Джованны. Недаром до нее доходили слухи, что Чезаре не всегда бывал галантным аристократом с безупречными манерами и не одна женщина стала жертвой насилия в его руках.