Энтони судорожно прикусил губу, боясь выплеснуть бессильную злобу на тех, кто осмелился сделать такое с женщиной, которую он любил.
— Кассандра, послушай, — с трудом выговорил он наконец. — Мне жаль наше дитя, но ты для меня важнее всего на свете. Пожалуйста, поверь мне и забудь о своей несуществующей вине. Главное — ты жива, и я люблю тебя. Остальное не имеет значения.
Одинокая прозрачная капля сорвалась с ее ресниц и поползла по щеке. Энтони быстро смахнул ее.
— Подумай, сага, — пошутил он, — как только ты поправишься, снова сможешь в любую минуту дать мне нагоняй, если посчитаешь, что я становлюсь невыносимым тираном.
Касси проглотила слезы и вынудила себя улыбнуться.
— Ты всегда будешь тираном, — прошептала она, уткнувшись носом ему в ладонь.
* * *
На следующее утро синьор Биссоне, уставший и угрюмый после очередного визита к Жозефу, постучал в дверь спальни, где граф сидел подле Касси. Накануне вечером доктору пришлось покинуть виллу, чтобы принять роды у Катерины Пизани. Дав жизнь маленькому сыну, женщина умерла на рассвете от потери крови.
— Просто поразительно, — пробормотал он, покачивая головой, — почему Господь в своей бесконечной милости предпочел загасить жизнь девятнадцатилетней девочки.
— А Жозеф? — резко спросил граф. Синьор Биссоне извинился за свою невольную бестактность и печально нахмурился:
— Милорд, будь он молод и здоров, его лихорадка тревожила бы меня меньше. Я, конечно, удалил гной из раны. Но у корсиканца не было времени восстановить силы. Он стар, ваша светлость.
— Что вы хотите этим сказать? — нетерпеливо спросил граф.
— Он не выживет.
— Нет! Этого не может быть! Касси вскочила, прижимая к себе одеяло, и лихорадочно затрясла головой:
— А я говорю, он поправится! Я сама стану ухаживать за ним! У него сильная воля, он не позволит лихорадке убить себя, когда даже эти негодяи не смогли его прикончить!
Задохнувшись от возмущения, она замолчала. Доктор с каким-то странным выражением уставился на нее.
— Ты говоришь по-английски, Кассандра.
— Простите, — промямлила она.
— Синьорина говорит, что при надлежащем уходе Жозеф может поправиться.
Синьор Биссоне осторожно поставил на стол хрустальный бокал и отвесил поклон графу.
— Вполне возможно, ваша светлость, — сухо заметил он. — Я велел этой женщине — Марине поить его отварами. Если ему станет хуже, я, конечно, немедленно вернусь. Но так или иначе, сегодня вечером я снова его осмотрю.
— Только вечером?!
Доктор мрачно воззрился на молодую женщину. Он не знал, кем она доводится графу, но, по-видимому, придется проявить снисходительность, хотя бы из-за состояния несчастной. Слишком много ей пришлось пережить!