— Ты должен к утру занять позицию наверху. Это боевой приказ!
И вот Алексей лежал в мокрой от росы траве, с тревогой поглядывая на небо — не светлело ли на востоке? Звезды над ним крупные, низкие, так и кажется: протяни руку — и легко достанешь любую, возьмешь ее в ладонь, поднесешь ближе к глазам, сможешь рассмотреть, какая она, ощутить холод или тепло.
Сашка Тур любил про звезды говорить, они для него все, как добрые знакомые, и на каждой, по его глубокому убеждению, живут люди, чем-то похожие на землян. Интересно, если они там действительно живут, то воюют друг с другом или нет? Может, они даже не знают, что такое войны, горящие на полях хлеба, ползущие по дорогам танки и пепелища родных деревень? А может, они не знают, и какой из себя хлеб, как он медленно тянется из маленького зернышка, брошенного в землю, к свету, солнцу и, набрав силу, щедро отдает ее людям, чтобы будущей весной вернуться в распаханное поле и вновь тянуться из зернышка к солнцу…
Немцы зажгли факелы, зашныряли с ними между вагонов, громко лопоча по-своему и гремя железом. Угомонятся они когда-нибудь или будут всю ночь куролесить?
Кулик тяжело вздохнул — хотелось курить, хотелось спать, и вспомнилась вдруг последняя мирная ночь, когда он на велосипеде заезжал к Петру Дацкому в банк, чтобы взять у него гостинцы семье, оставшейся в деревне. Так же низко висели звезды, так же плыла над городком ночь — тихая, ласковая, полная шепота листвы в садах и запаха цветов, растущих в палисадниках. И еще по дороге домой встретились парень с девушкой, а он, помнится, проезжая мимо, расстегнул кобуру нагана, приняв стоявших у калитки влюбленных за притаившихся в темноте лихих людей.
Эх, кабы знать тогда, что лихие люди притаились совсем не там, а за рекой, за линией границы. И не только за границей, а в собственной деревне! Тот же Гнат — чем он лучше любого немца? Те хотя бы чужие, а этот свой, говорит с тобой на одном языке, вырос на той же земле, что и ты, дышал тем же воздухом, пел те же песни, а раскололо тишину первым выстрелом войны — и оказался он с врагами, а не со своими. Предал…
Улучив подходящий момент, Алексей переполз поближе к кустам, от которых рукой подать до разрушенной водокачки. Переполз и снова затаился, подтянув поближе к себе пулемет. Обнаруживать ему себя никак нельзя, его удар должен стать для врага неожиданным и страшным, а погибни он сейчас — еще неизвестно, что случится с капитаном и Макаром, которые проберутся на станцию, и с ребятами.
Капитан мужик рисковый и словно заговоренный — лезет всегда в самое пекло, к чертям в зубы, и чудом вылезает живым. Видно, крепка за него материнская молитва, как говорили в деревне. И как это только человек может ничего не бояться? Или выхода у него другого нету? Паренек в маскхалате, которого капитан почему-то кличет Серым, рассказывал, что командир и от немцев сумел уйти, даже когда они его поймали. Привирает, хочет своему капитану славу создать? Зачем, человека и так видно, особливо в тех передрягах, что выпали на их долю в лесах.