Валя была права, но мое настроение так испортилось из-за Катьки, что прикол с объявлением казался уже совершенно неинтересным. Делать снова стало нечего, тем более, что Макс, видимо, должен вернуться не скоро, а Валю позвали ужинать. Я вернулась на свой участок и с горя согласилась почистить картошку. Через час после нашего расставания Валентина, уже успевшая поесть, снова прибежала ко мне. Судя по тому, что к этому времени очищены были всего три картофелины, про ужин сегодня мои предки могли забыть.
— Слушай! — без предисловий начала подруга, усевшись на ящик возле ведра с очистками. — У меня возникла гениальная идея.
— Насчет чего? — равнодушно отозвалась я.
— Насчет того, как проучить Катьку и здорово повеселиться! Сведем их с Максом!
— В смысле?
— Напишем любовные письма! Максиму от Катьки, а ей от него! И посмотрим, что будет! А? Мысль? Ну? Что?
Я улыбнулась.
Ух, Валька! Действительно мысль ведь!
Интересно, как они отреагируют? — спрашивала я Валентину на другой день, закрывая калитку в воротах, которые мы только что миновали. — Мне прямо не терпится узнать, а?
— Так мне тоже. — Валентина улыбнулась. — Вот скажи-ка, ты на месте Катьки что бы сделала?
— На месте Катьки? — я притворилась, что не понимаю, о чем речь. — На месте Катьки, то есть если бы я была глупой, противной, все время жующей и ржущей девчонкой… Наверно б повесилась!
— Я не про это!
— Да ну? А про что же?
— Надька, не прикидывайся дурочкой! Ну представь себе: находишь ты записку… Ну, любовную…
— От Макса?
— Предположим, что от Макса.
Я хихикнула. Какая это глупость, представлять такие вещи! Даже как-то, что ли, стыдно… перед собственной фантазией.
Ворота нашего поселка скрылись из вида. Позади остался разрисованный Дэном участок забора. А вот мы прошли и то место, где однажды, в розовом детстве, я обнаружила самый-огромный-на-свете гриб-дождевик, который потом так замечательно взорвался. Слева от дороги потянулись картофельные поля: когда-то дачники получили их в дополнение к основным участкам. Вот картошка, словно по линеечке рассаженная, — это Тимофеевых; вот пышная и мощная, как джунгли, — дяди Гоши; вот и наша — поскромнее; дальше елкинская — эту еле видно в жутких дебрях сорняков. Вот Валькина, вернее, ее бабушки — до сих пор не окучена… Странно, Валька говорила, что вчера… Может, я ослышалась? Впрочем, какая разница, стоит ли про это думать… Тем более что сейчас мы проходим мимо моей любимой картошки — Степана Петровича. Хозяин кубического кувшина так боится за свой урожай, что воткнул в землю табличку с устрашающими надписями, которую поворачивает то одной, то другой стороной к дороге. Иногда, идя из поселка или в поселок, я загадываю желание и спрашиваю ответ у Петровичева пугала. Если там написано: «ЗА ВОРОВСТВО — ПУЛЯ!!!», тогда считаю, сбудется. Отрицательный ответ символизирует обличительная фраза, намалеванная с другой стороны доски: «Презренные воры! Обкрадываете больного старика!!!»