— Скажи мне хоть слово о дяде Джоне, — попросил Эмиль, задерживая мистера Баэра, когда тот собрался поспешно уйти.
— Его болезнь продлилась лишь несколько часов, и он умер, как и жил, так радостно, так мирно, что казалось грехом портить красоту этой смерти бурным или себялюбивым горем. Мы прибыли как раз во время, чтобы попрощаться, и, держа в объятиях Дейзи и Деми, он уснул вечным сном на груди тети Мег. Больше не спрашивай, я не вынесу этого, — и мистер Баэр торопливо ушел, согнувшись под тяжестью горя, так как в Джоне Бруке он потерял друга и брата, и не было никого, чтобы занять его место.
Весь тот день в доме было очень тихо, маленькие мальчики, без шума и гама, играли в детской, другие, чувствуя себя так, словно в середине недели вдруг наступило воскресенье, провели его, гуляя, сидя на иве или среди своих домашних питомцев, и все много говорили о дяде Джоне и чувствовали, что что-то заботливое, справедливое и сильное ушло из их маленького мира, оставив чувство утраты, углублявшееся с каждым часом. В сумерки мистер и миссис Баэр вернулись домой одни, так как Деми и Дейзи были теперь лучшим утешением для их матери и не могли покинуть ее. Бедная миссис Джо казалась совершенно обессиленной и явно нуждалась в том же утешении, так как ее первыми словами, когда она поднялась наверх, были: "Где мой малыш?"
— Я тут, — отозвался бодрый голосок, когда Дэн передал Тедди ей на руки, и добавил: — Мой Дэнни гулял со мной весь день, и я был хорошим.
Миссис Джо обернулась, чтобы поблагодарить верного Дэна, но он в этот момент махал рукой на мальчиков, собравшихся в холле, чтобы встретить ее, и повторял негромко:
— Нам лучше уйти, не стоит беспокоить ее сейчас.
— Нет, не уходите. Вы все нужны мне. Войдите и посидите со мной, мои мальчики. Я покидала вас на целый день, — и миссис Джо протянула им руки, когда они толпой окружили ее, чтобы проводить в ее комнату. Все говорили мало, но любовными взглядами и неуклюжими маленькими знаками внимания старались выразить свое сочувствие.
— Я очень устала. Я полежу здесь немного и приласкаю Тедди, а вы принесите мне чаю, — сказала она, стараясь, ради них, говорить весело.
Все бросились в столовую, последовала общая давка, и стол, накрытый к ужину, был бы опустошен, если бы не вмешательство мистера Баэра. Сошлись на том, что один отряд отнесет маме чаю, а другой, когда она его выпьет, унесет посуду. Четверо самых приближенных потребовали чести быть первым отрядом, так что Франц нес чайник, Эмиль — хлеб, Роб — молоко, а Тедди настоял на том, чтобы нести сахарницу, которая за время пути стала легче на несколько кусочков сахара. Некоторым женщинам, вероятно, показалось бы слишком беспокойным в такое время оказаться в окружении всех этих мальчиков, со скрипом входящих в комнату и выходящих из нее, опрокидывающих чашки и грохочущих ложками, в отчаянной попытке быть незаметными и полезными, но миссис Джо все это подходило как нельзя лучше, так как именно в эти минуты чувствовала она особый прилив нежности и, помня, что у многих из ее мальчиков нет отца или матери, всей душой сочувствовала им и находила утешение в их любви, выражаемой так неловко и неуклюже. Это была пища, которая приносила ей больше пользы, чем все куски хлеба с маслом, которые они вручали ей, а срывающийся шепот Коммодора: "Крепись, тетечка! Это тяжелый удар, но мы вынесем его", — подбадривал ее больше, чем поднесенная им чашка чая, такого горького, словно в ней были ее собственные слезы. Когда ужин кончился, второй отряд унес посуду, и Дэн сказал, забирая из ее объятий сонного Тедди: