Беккера разбудила боль.
Сквозь жалюзи просачивался дневной свет, тело дрожало от холода, все мускулы были напряжены. Он сел, посмотрел на себя и решил, что где-то испачкался, но тут же понял, что у него на груди образовалась корка запекшейся крови. Когда он попытался встать, сухие чешуйки посыпались на пол.
Что-то изменилось. Он это чувствовал, но не мог сообразить, что именно. Беккер постарался вспомнить, но разум отказывался ему служить. Ничего не получалось. Он встал, добрался до ванной комнаты, пустил воду и стал смотреть, как она с шумом наполняет ванну, а потом начал петь, как научила его в пятом классе миссис Вильсон:
— Frère Jacques, frère Jacques, dormez-vous, dormez-vous?[23]
Он забрался в ванну. Кровь растворилась, вода стала розовой, и Красавец принялся плескаться. Он мыл свое прекрасное лицо и пел песни, которым учили пятиклассников…
Когда он вылез из ванны, зеркало запотело. Это вызвало у него раздражение, так как он не мог взглянуть на свое лицо. Пришлось открыть дверь и дождаться, пока более холодный воздух очистит поверхность. Беккер всегда пытался протереть ее полотенцем, но нужного результата не достигал.
Он распахнул дверь, и вокруг него заструился холодный воздух. Это стимулировало его разум, и он едва не поймал ускользавшее воспоминание. Не хватило совсем немного… Первые полоски воды побежали вниз по зеркалу. Беккер взял полотенце и вытер их. Ага, вот и он…
«Отражение где-то далеко, — с недоумением подумал он. — Но так не может быть. Я же здесь, рядом…» Беккер протянул руку и коснулся стекла. Лицо приблизилось, а его ужас стал расти.
Это не Красавец. Перед ним…
Беккер закричал и отшатнулся, не в силах оторвать взгляда от зеркала.
На него смотрел тролль. Тролль с изуродованным шрамами лицом. Широко расставленные глаза внимательно изучали Беккера. И все вернулось: квартира, пистолет и Друз, падающий на пол, точно лопнувший шарик.
— Нет! — закричал в зеркало Беккер.
Он схватил себя двумя руками за волосы и дернул, наслаждаясь болью, рассчитывая таким образом вырвать из своего сознания тролля.
Но глаза, холодные и жестокие, продолжали дрейфовать в зеркале, они наблюдали… Обнаженный Беккер выскочил и понесся по коридору: еще одно зеркало Стефани, повсюду проклятые зеркала, и в каждом глаза. Он споткнулся и упал; колени, коснувшиеся ковра, обожгла боль. Охваченный паникой, точно животное, он пополз в спальню, чтобы поскорее найти медный портсигар.
Глаза были повсюду: на гладких поверхностях антикварной мебели, на стеклах окон, в бутылке с виски… Нужно подождать. Места для Красавца сейчас нет. Беккер проглотил четыре кроваво-красные таблетки нембутала по сто миллиграммов, пентобарбитал, три, четыре, шесть зеленых капсул люминала по тридцать миллиграммов, фенобарбитал. За ними последовали пурпурный ксанакс, один миллиграмм, алпразолам. Слишком много? Он не знал, не мог вспомнить. Может быть, этого недостаточно. Он захватил с собой россыпь разных таблеток и глядел на них из-под прищуренных век, стараясь избегать блестящих поверхностей, а потом, поскуливая, забрался в шкаф, за рубашки и брюки, туда, где лежали туфли и пахло темнотой.