– Что ты от меня хочешь? – спросил дознаватель Рудольфа Валентиновича. – Хочешь, чтобы я натравил на их контору налоговую инспекцию, пожарную охрану, мастеров разговорного жанра? Что именно?
– Ты меня не понял, Неволин. Это не тот человек, который испугается пожарников разговорного жанра… – Здесь Белецкий глубоко задумался и, прорвав паутину мыслей, вдруг брякнул: – А не может ли толстый кот сильно похудеть?
– Может, – согласился дознаватель.
– Тогда он должен ходить в дыру для маленького кота. Но ведь это тоже будет не его дыра. Что же ему делать? Как поступить с подобной переменой?
Василий Карлович пожал плечами.
– …кидаются сверху! – раздался с улицы голос тетки. – Срут на голову! Я сейчас милицию звать буду!
– Я и есть милиция! – гаркнул Неволин, высунувшись на улицу.
Тетка, увидав дознавателя, попятилась, выронила свою авоську с капустой из рук и, подобрав, ретировалась, оглядываясь и шепча что-то под нос.
– Чего замолчал? Говори, не томи душу, – подал голос Неволин.
– Я ведь резал тебе прободную язву, помнишь? Вытащил с того света… Ты какал кровью, ничего не мог есть, только протертое и пережеванное другими людьми…
– Я знаю, что тебе должен, – прервал его дознаватель. – Дальше что?
– А то. Я хочу, чтобы он испугался и больше никогда не входил в мою жизнь. И в жизнь близких мне людей.
Некоторое время оба молчали.
Внезапно за окном возник резкий шум обрушившейся с неба воды.
– Есть! – воскликнул дознаватель с облегчением. – Все-таки пошел!..
Он высунулся из окна. Под ливнем бежали счастливые мокрые люди, которым нечего было терять. Лужи вскипали пивной пеной.
Неволин подставил под дождь граненый стакан, высунув руку из окна.
Стакан довольно быстро наполнился до половины.
И задумчивый дознаватель полил набранной водой засохший фикус, стоявший на подоконнике его кабинета.
3
Орлеан радовался.
Лидка Дериглазова вместе со своей напарницей стояла в дверях «Ворожеи», наблюдая за разбушевавшейся стихией, которая напоминала ее жизнь – Лидка тоже любила побушевать и лить воду ничего не значащих разговоров, тоже дула ветром и гремела молнией на многочисленных любовников, тоже вскипала пеной и шла пузырями отчаяния, но, как бы ни была прекрасна жизнь со всей своей грязью, парикмахерша существовала наперекор ей и сейчас, при ударах грома, отчетливо поняла, что никак внутри не запачкалась.
Она подставила под ливень стакан с помазком для бритья, набирая в него немного воды.
Возвратилась в салон и начала обмазывать помазком щеки и подбородок клиента, который слегка похрапывал в кресле, откинув голову назад и чуть приоткрыв серый рот со вставной челюстью.