— У тебя не все дома, Дженнингс.
Томас рассмеялся и томно сказал:
— Мне пора. Меня ждут любовные утехи.
* * *
— Тебе нравится этот парень?
— Да, мама, очень нравится.
Мейвис глубоко вздохнула:
— Папа велел, чтобы вы с ним сходили в нашу церковь, а потом сразу домой. Завтра в школу.
— Мы договорились идти в методистскую церковь, сегодня преподобный Дженнингс читает проповедь. — Кейт встревожилась: действительно, по средам и воскресеньям отец требовал, чтобы она сидела рядом с ним на передней скамье в его церкви. — Но ведь большой разницы нет, правда?
— Наверно. Церковь есть церковь.
Кейт не ответила. Она повернулась к зеркалу и принялась расчесывать волосы, но смотрела на отражение матери. Ей стало не по себе. Мейвис выглядела измученной и бледной, синяки под глазами стали еще темнее.
— Мама…
— Что, дочка?
— Папа опять… тебя обидел?
Мейвис выпрямилась, но отвела глаза:
— С чего ты взяла?
Кейт догадывалась, что мать чего-то недоговаривает, но не стала расспрашивать. Ей сейчас не хотелось слышать правду, чтобы не омрачать предстоящую встречу с Томасом.
— Так мне показалось.
— Беги, а то опоздаешь.
Мать вышла из комнаты. Кейт не могла думать ни о чем, кроме Томаса. Я люблю , пело ее сердце. И он тоже ее любит, он сам признался ей в первую встречу, покрыв ее лицо и грудь влажными поцелуями. Она покраснела, вспомнив, какие вольности позволила ему в тот вечер. Ну и пусть. Она сходила с ума от его поцелуев.
Она влюблена, вот и все.
Им так редко удавалось побыть наедине. Она дорожила каждой минутой, проведенной с ним. Ее преследовал страх, что отец запретит им встречаться. Она не могла поверить, что он до сих пор смотрит на их дружбу сквозь пальцы. Но Энджи оказалась права: Томас был сыном священника, а это, в глазах ее отца, служило гарантией порядочности.
Они с Томасом встречались уже целый месяц. Ее жизнь перевернулась…
Грубый голос отца прервал ее мысли:
— Ухажер твой приехал.
— Скажи ему, что я сейчас.
— Вот еще. Сама иди.
Но даже отцовский нрав не мог омрачить ее радость. Сияя улыбкой, она как на крыльях выпорхнула за калитку.
Где-то вдалеке мерцали огни Остина. Резкие порывы северного ветра бились в оконное стекло.
Но двое, сидевшие в машине, видели и чувствовали только друг друга.
Томас с трудом оторвал мягкие, влажные губы от лица Кейт. Ему трудно было дышать.
— Ей-богу, это куда приятнее, чем слушать проповеди моего папаши.
Кейт не знала, что ответить, да это и не имело значения: она все равно не смогла бы произнести ни слова. Они с Томасом уже полчаса целовались и ласкали друг друга.