Томас почувствовал, что она дрогнула, и прошептал настойчиво и вместе с тем умоляюще:
— Я люблю тебя, ты это знаешь.
Его слова точно высвободили сжатую пружину. Кейт до боли захотелось любви, которой она никогда раньше не знала. Она прижалась к Томасу, и разделявшая их стена рухнула.
— О, Томас, я тоже люблю тебя, — прошептала она, закрывая глаза.
— Значит, ты согласна, малышка?
Его прерывистое дыхание жгло ей губы. Томас быстро стянул с нее трусы, бросил под сиденье и насильно развел ее ноги. Потом поднялся над ней, стоя на коленях, и расстегнул молнию на джинсах. Кейт никогда раньше не видела мужскую плоть, и нагота Томаса неприятно поразила ее. Неужели это и есть предвестник счастья: такой тонкий, твердый, с голубыми прожилками вен?
— Томас, это нехорошо, — ее знобило, но на лбу выступили капли пота. — Умоляю тебя, перестань.
— Не могу, — простонал он, — мне уже не остановиться.
Кейт почувствовала, что его пальцы нащупали заветную влажную ложбинку, но не успела даже вскрикнуть: он накрыл ее рот горячими губами и проник в самое лоно.
Ее пронзила острая, жгучая боль. Томас вонзался в нее снова и снова. Боль не унималась. Кейт не могла дышать; ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце.
Но вскоре ее мучениям пришел конец. Громко охнув, Томас всей тяжестью опустился на нее, зарывшись потным лицом в ее голую грудь. Кейт затрясло. Неужели эти пытки должны были дать ей радость и счастье? Не может быть. Он просто надругался над ее телом.
— Тебе было хорошо? — он поднял голову и посмотрел ей в глаза.
Слезы заливали лицо Кейт. Каждый вздох причинял ей боль.
— Черт, — выругался он, отвалившись вбок и застегивая брюки. — Ну что ты ревешь? Терпеть не могу, когда нюни распускают.
Она вытерла лицо рукой.
— Извини. Мне было больно.
— Это ерунда, в другой раз будет легче, — Томас самодовольно потягивался, как сытый кот. — Вот увидишь.
Кейт молча кивнула. Она не хотела другого раза. Томас едва удостоил ее равнодушным взглядом.
— Завтра, наверно, все пройдет, — выдавила она, чтобы только задобрить его.
— Это точно.
Говорить больше было не о чем.
— Перелезай на переднее сиденье, — распорядился Томас.
Кейт нашарила в темноте свои трусы и неловко натянула их, стараясь не обращать внимания на липкий ком, словно застрявший у нее между ног. Все тело затекло; ее тошнило.
Пересесть на переднее сиденье оказалось непросто: каждое движение причиняло боль, но она боялась признаться в этом.
По дороге Кейт украдкой посмотрела на Томаса:
— Мы завтра увидимся?
— Не-а. Меня старикан гонит работать, чтобы я сам покупал бензин для своей тачки.