Кружок государственных людей внимал графине с явным удовольствием. Она продолжала почти с воодушевлением:
- Русские купцы видят в своих немецких коллегах сильных конкурентов, рабочие на фабриках терпеть не могут аккуратного и требовательного мастера-немца. Даже неграмотные мужики считают себя вправе жаловаться на немца-управляющего, который вынужден наказывать пьяниц и лентяев! Наш состоятельный класс, бросающий большие деньги на. Ривьере и в Париже, конечно же, выражает свои бурные симпатии французам и их ресторанам, бульварам, театрам, портным, кокоткам, полагая, что в этих симпатиях лучше всего выражается любовь к Франции!
От столь долгой и пылкой речи графиня утомилась. По ее знаку к кружку подошел с большим серебряным подносом, на котором стояли бокалы с французским шампанским, пузатый рыжий лакей в камзоле и белых нитяных чулках. Графиня, единственная женщина в самом серьезном кружке салона, взяла хрустальный бокал первой.
Пока государственные умы освежались шампанским, граф Пален стал продолжать свою мысль. Но прежде он решил расшаркаться перед хозяйкой дома:
- Как тонко графиня определила общественные корни антигерманского недовольства! У вас глубокий философский склад мысли, дражайшая Мария Эдуардовна! - закатив глаза, поднес он руку к тому месту, где должно было биться сердце и на камергерском мундире находился знак германского ордена "Черного орла", пожалованного ему в прошлом году императором Вильгельмом. Отпив из бокала, Пален продолжал:
- Это противоестественный союз двуглавого самодержавного орла России и красного галльского петуха, горланящего республиканскую "Марсельезу"...
- Да, да! - поддержал его принц Александр Баттенбергский, - куда естественнее союз двух орлов - германского и российского!
- Тому мы видим в недавнем европейском прошлом яркий пример, согласился граф Пален. - Четыре года назад, когда Вена присоединила себе Боснию и Герцеговину в обмен на заверения Эренталя предоставить России свободу рук в Проливах, а затем неблагородно не выполнила своего обещания, Извольский имел беседу с французским послом. И знаете, что этот милый союзник заявил нашему министру иностранных дел? Он сказал, что французское общественное мнение не допустит, чтобы Франция была вовлечена в войну из-за сербских вожделений. Почти в те же критические дни Франция сама заключила с Германией соглашение о марокканских делах...
- Конечно, французские интересы были в тот момент не обострять отношения с Австро-Венгрией и Германией из-за далекой Сербии... Равно как и английские - не допустить российского влияния на Порту и нашего упрочения на Дарданеллах и в Босфоре... Ведь тогда Россия была бы слишком близка со своей армией к жизненным центрам Британской империи, - высказался вдруг молчавший до сего момента барон Роман Розен, один из подписавших Портсмутский договор и потому смело толковавший теперь вопросы британских имперских интересов и всего, что было связано с морями и океанами.