Идти третьим жребий выпал Алексею Алексеевичу. Искра волновалась. Она прижимала тонкие, красиво обрезанные уши, обнажала белизну зубов, морща губу под храпками. Волнение словно подстегивало ее, и она едва касалась ногами пола манежа, отделяя левую переднюю от земли раньше, чем правая задняя опиралась о пол. Все лошади шли строевой рысью. Соколов мерно поднимался и опускался в такт музыке, его мягкие удары о седло усиливали ритмичность движения лошади. Казалось, Искра танцует по воздуху. Ее хвост шлейфом был откинут назад, мягкая челка разделилась на две прядки. Даже рядом с изящным вороным жеребцом она казалась утонченной красавицей. Впереди тяжело скакал гунтер.
Взоры всех зрителей были прикованы к Искре, и Соколов слышал, как на обеих сторонах манежа - на трибунах, где собралась простая публика, и в ложах по левую руку, - раздавались возгласы:
- Браво, красавица! Какая славная лошадь!
Иван, протиснувшийся в проходе почти до самого манежа, с восторгом смотрел на свою любимицу.
- Шагом! - скомандовал генерал Струков, и всадники прошли еще полный круг шагом.
Когда они покинули арену, среди судей разгорелся спор.
- Ваше превосходительство, - сказал улан-распорядитель, - можно кончать и раздать призы за экстерьер так, как они шли...
- Что вы! - возмутился Струков. - Этого тяжеловесного гунтера вы хотите поставить выше русских лошадей!
- Но ведь и у графа не военная лошадь. У нее трудный рот и ноги не совсем сухие... - вмешался в разговор граф Шереметев.
- Я би аух не доваль первий и фторой мест этим лошадь! - решительно заявил барон Неттельгорст, понимавший толк в хороших лошадях. Его слово решило спор в пользу Искры. Генерал сделал знак на вышку - ударили в колокол.
Всадники покинули манеж, а затем трех премированных лошадей вызвали на арену. Теперь у них под ушами уже были привязаны к оголовьям банты из розовых у Искры, голубых у вороного и гунтера лент.
Трубачи заиграли туш, и три всадника провели лошадей галопом. Снова ударил колокол. Радостный, но настроенный на более серьезную борьбу, Соколов вместе с возбужденной Искрой покинули манеж.
2. Петербург, март 1912 года
Артель рабочих в красных рубахах дружно выбежала на арену устанавливать препятствия. Зрители зашевелились, многие покинули свои места и пестрой толпой двинулись вдоль лож, разглядывая светских красавиц и их парижские модные новинки, переговариваясь со знакомыми, раскланиваясь и улыбаясь. Трубачи гремели модные мотивы, праздник был в самом разгаре.
Между тем все четырнадцать повышенной трудности препятствий заняли свои места. Из них самое высокое на вид и неприступное - кирпичная стенка высотой в два аршина и шесть вершков - называлось в кавалерийском просторечии "гроб" и иногда вполне оправдывало свое название. Остальные были из бревен, но поверх каждого из них, в том числе и стенки, укладывались на легких шестах белые рейки, которые сваливались от малейшего прикосновения копыт.