– Ты! – Александр буквально взревел, вкладывая в этот возглас всю ярость, которую только мог из себя выдавить. Алексей Петрович, совершенно не ожидая подобной выходки, привстал, и несколько взбодрился. – Трус! – Вновь выкрикнул с не меньшим эмоциональным наполнением великий князь, указывая на Ермолова рукой. От таких слов старый, дряхлый мужчина преобразился. Лицо стало суровым, глаза прищурились, а сам он как-то весь подтянулся и ожил. Будто лет десять сбросил. – Как ты смеешь отступать перед лицом врага!? – Негодованию Александра не было предела. Впрочем, Ермолов уже закипал и был не на меньшем взводе.
– Что!? – Алексей Петрович не выдержал и также взревел, не выдержав провокации, оную ему устроил великий князь.
– То! Меня бессовестно обманули! – Великий князь изо всех сил ударил кулаком по столу, так, что чуть не отбил себе руку, но получилось эффектно. – Я хочу видеть генерала Ермолова! Кто мне подсунул этого трусливого старика? – От таких слов Алексей Петрович, задыхаясь от ярости, с придыханием заорал:
– Щенок! Что ты себе позволяешь!? – На крики вбежал Левшин, но войдя в комнату, поймал на себе два разъяренных взгляда, привлеченных новым шумом, от оных ему стало совершенно страшно, и поспешно ретировавшись, остался под дверью подслушивать разговор, не привлекая более их внимание.
– Сядь! – Александр продолжал рычать на Ермолова. – Сядь и подумай о том, что ты творишь. Боевой генерал. Герой Бородинского сражения. Гроза Кавказа. А в старости стал трусом. – Проговорил великий князь с легким пренебрежением. – Тебе же немного осталось. Как ты в глаза Александру Васильевичу там, – Саша поднял руку и указал пальцем наверх, – смотреть станешь? Что скажешь? Оправдываться начнешь о том что, дескать, в старости перед чиновничеством совсем сконфузился. Как оставил помыслы о делах благих, лелея жалость к себе любимому? – Ермолов, насупившись и пыхтя, плюхнулся обратно в кресло. Его рассеянный взгляд блуждал по полу. Александр повернулся к нему спиной и, отойдя к небольшому окну, молчал, рассматривая мутные разводы, оставшиеся после многих дождей на стекле. Через несколько минут молчания он развернулся, взял небольшой табурет, поставил его перед стариком и сев продолжил. – Ты знаешь о том, что Восточную войну мы проиграли по всем статьям. Понимаешь в чем причина? – Ермолов молча поднял тяжелый взгляд и уставился прямо в глаза Александра. – Молчишь? А ведь ты все понимаешь. Солдаты, кои даже стрелять толком не умеют, офицеры, которые только числятся в армии и прожигают свою жизнь по балам, пивным да игорным заведениям. И это если не вдаваться в пошлые подробности. – Саша стал вышагивать по кабинету, стараясь произносить свои слова медленно, четко и ясно выговаривая, в такт шагам. – Все прогнило к чертовой матери, а ты от дела бегаешь и ломаешься как какая-то девка на выданье. Ты думаешь, это было легко – получить возможность для постройки новейшей военной учебной базы, где наших воинов смогут научить чему-то дельному, и полезному кроме маршировок, танцулек да попоек? Полосы препятствий, новые учебные корпуса с залами для практических занятий, атлетические снаряды для укрепления тела, стрелковый полигон для изучения нового оружия и много чего прочего для пущего развития армии нового строя. Ты что, хочешь подвести свое Отечество, в котором лишь единицы способны в нынешнюю тяжелую минуту встать на его защиту не для корысти личной, а ради дела общего? И ты среди них. Ну! Что молчишь? – Александр повернулся на каблуках и вновь посмотрел пыхтящему Ермолову в глаза, и тот,, немного помолчав, с тяжелым вздохом ответил: