Витька не заметил, как низко склонился над своей миской. Он искоса поглядывал на воспитательницу и не мог понять, почему она так часто смотрит в его сторону. Ведь он сидит тихо. Шумят совсем за другим столом.
Когда все стихли, она сказала:
— Вот что я должна объявить вам, ребята…
Воспитательница почему-то умолкла, и Витька замер, перестал жевать, и ложка остановилась у самого рта.
— Так как старших ребят нет, — продолжала она, — на вас лягут дежурства по кухне.
Дальше она объявила, кто должен дежурить. В числе дежурных был назван и Витька. Только теперь он обратил внимание, что все продолжают есть, а он один сидит как неживой. Ему показалось, будто и Елена Евгеньевна это заметила. Он стал есть быстро и опять подумал, что это не дело: все едят нормально, и только он один то сидит как истукан, то хватает.
Во время «мертвого часа» в келью к Витьке пришла Елена Евгеньевна с Верочкой и сказала:
— Мы посидим у тебя, Витя. Хорошо?
Верочке девять лет. На вид ей лет пять. Ее отец — красный командир — погиб на фронте. Она никогда его не видела. Она видела, как махновцы убили ее мать. С тех пор она болеет. Никто не может определить, чем она больна. Верочка живет в одной комнате с поварихой и почти все время лежит в постели. У нее маленькое, бледное личико и очень большие черные глаза. Они будто не ее. Совсем взрослые. В них всегда удивление и упрек. Заведующий детдомом как-то сказал: «Когда смотришь ей в глаза, чувствуешь себя виноватым».
Елена Евгеньевна опустилась на табуретку напротив Витьки, который сидел на топчане, привлекла к себе девочку и сказала:
— Верочка все просится во двор, а доктор не велит. Но там сейчас и неинтересно… Вот и Витя не выходил сегодня. — Она помолчала немного, потом спросила: — Ты ведь сегодня дома сидел, Витя? Или выходил?
Как-то странно она говорит. Очень настороженно, медленно, глядя ему в глаза. Он не мог выдержать этого взгляда и не знал, что сказать. Она ждала. Он ответил:
— Нет.
— Вот видишь, Верочка, Витя сегодня тоже не выходил.
Витька смотрел исподлобья и влился. Может быть, поэтому Верочка сказала:
— Я пойду домой.
Она ушла. Елена Евгеньевна молчала. Витька тоже молчал. То, о чем он думал, говорить было нельзя. Он думал: «Вот навязалась на мою голову».
— Мне очень жаль Верочку, — снова заговорила Елена Евгеньевна. — Сегодня доктор разрешил ей выходить во двор. Но уже сыро, а у нее нет ботинок…
Витька перестал дышать.
— Кто-то забрал из кладовки всю обувь. Мы решили каждую пару выдавать на двоих, а Верочке — одной. Ни у кого больше нет такой маленькой ноги. Заведующий специально для нее доставал. Это было очень трудно… Напрасно я ей сказала об этом. Теперь она все время просит ботиночки. Просит хоть показать ей…