На стук Андрея послышался испуганный голос Вали:
— Да, — точно вздрогнула.
Валя не удивилась его приходу. Словно он и раньше был в комнате и только на минутку выходил. Казалось, она не может оторваться от своих мыслей и не замечает его. Так продолжалось несколько минут. Потом Валя как-то жалостливо, просяще посмотрела на него. Он решительно не мог придумать, с чего начать.
Совершенно спокойно, может быть, лишь немного устало глядя ему в глаза, она сказала:
— Ничего не говорите, Андрей. — И повторила: — Ничего. Я благодарна вам.
Он опустился на стул, подумав: «Зачем я сажусь?»
— Уезжаю завтра. — Помимо его воли слова звучали в тон ей, медленно, спокойно,
Она сказала:
— Это хорошо.
— Я зашел попрощаться. До свиданья.
— До свиданья, Андрей.
На следующий день за ним прислали дрезину. Проводить его до Матово пришел Хоттабыч. Дрезина тронулась, рывками набирая скорость. Андрей обернулся. Хоттабыч махал шапкой. Далеко позади показалась фигурка. Дрезина мчалась, и фигурка становилась все меньше. Временами ее заслонял Хоттабыч, который все еще махал шапкой. Потом оба они исчезли, И разъезд уже не был виден.
Навстречу по соседнему пути, только что пущенному в эксплуатацию, пролетел поезд. В паровозном окне мелькнуло задорное лицо Чеботарева. Сейчас они увидят друг друга.
Через минуту раздался сигнал: короткий, длинный, два коротких.
— Вот и все, — грустно сказал Андрей.
Он не верил, что Валя легко помирится с Владимиром. Ведь тот совсем забыл о ней. А сейчас увидел и так, из озорства, снова посигналил.
После всего, что узнала Валя, ее неудержимо повлекло к разъезду. Она шла туда, думая об этом домике, и мысли ее были заняты. Может быть, поэтому не расслышала сигнала. Она услышала только паровозный гудок, только звук.
Вскоре, закончив практику, Валя уехала домой, в Матово. Владимир знал, что Вали уже нет на разъезде, но каждый раз, проезжая мимо, зачем-то давал этот сигнал.
У Виктора Дубравина было много планов, но их поломала война. Отныне все его стремления свелись к одному: перевозить много и быстро.
В поездах, которые он гнал на запад, были танки, орудия, бомбы, снаряды. Марка мирных заводов непривычно выделялась на минометах и автоматах. На восток перевозил эвакуирующиеся заводы и раненых. Он хорошо видел и понимал, что делается в стране. И работал, как все советские люди: не зная отдыха, недосыпая и недоедая. На душе у него было, как у всех: тяжело и тревожно.
Но особенно тяжелый день выдался в феврале сорок второго года. Вернувшись из поездки, долго стоял у карты с флажками. Он не мог понять, почему такая могучая страна, с такими людьми терпит такой тяжелый урон. Шел домой, думал и не мог понять, как получается, что немцы все еще наступают.