– Как можно, отец! – привставая в знак уважения, хотя Салман и не мог этого видеть, ответил Ратуев. – Мы все молимся Аллаху, чтобы он поскорее тебя освободил…
– Хватит молоть чепуху, – строго перебил Ратуева Гудаев. – Оставь ее для одурачивания толпы. Слушай меня внимательно. Моего адвоката кто-то похитил. Я подозреваю, что это дело рук Кадыра Асланова. Этот шакал ничего не боится. Разберись с этим. Срочно! Попутно найди мне другого адвоката. Процесс должен состояться в намеченные сроки. Главное, чтобы меня вывезли из тюрьмы. Мне надо бежать! Я не могу больше ждать у моря погоды. Как ты это сделаешь, меня не интересует, но ты должен это сделать до того, как меня привезут в суд! И еще: съезд нужно перенести в другую страну. Всем скажешь, что проезд и проживание будут за наш счет. Не жалей денег, все потом вернем!
Ратуев слушал не перебивая. Он понимал, что Гудаев требует от него невозможного. Устраивать бойню посреди европейской столицы, средь бела дня – это, по меньшей мере, самоубийство. Даже если полиция не успеет вовремя стянуть подкрепление, она потом перекроет все выезды из Парижа так, что таракан не проскочит. Портреты сбежавшего будут висеть через каждые полметра, они не будут сходить с первых полос газет и с телеэкранов. При таком раскладе нечего и думать, чтобы покинуть Париж, не говоря уже о стране в целом. Даже среди своих вряд ли удастся отсидеться, поскольку так называемые «места компактного проживания чеченских эмигрантов» начнут трясти в первую очередь. А их во Франции не так уж и много. Но и ослушаться Гудаева он не мог: слишком велик был его авторитет среди тех, кто именовал себя «политическими эмигрантами». Ратуев рисковал попасть в опалу, стать изгоем среди соплеменников, а это верная смерть.
– Торопись, Гайси, – закончил свои наставления Салман, – времени у тебя мало, а успеть сделать надо много.
Дав отбой, Ратуев растерянно огляделся. Начинать действовать надо было немедленно, а он не знал, с чего начать.
«А может, – мелькнула у него шальная мысль, – не надо ничего делать? Пусть будет все как будет. Изобразить некоторое движение, а потом спустить все на тормозах. Если Салмана осудят, я займу его место. Пусть даже временно. Но пока он парится на нарах, люди будут привыкать ко мне. А если заручиться поддержкой Кадыра, то запросто можно выбиться наверх! Но изобразить движение необходимо».
– Габит! – крикнул он и, когда к нему вошел коренастый молодой мужчина, приказал: – Собирай всех людей. Начинается большое дело!
Он хотел сказать еще что-то, но его, уже в третий раз, отвлек телефон. Звонил Аслан.