Люди суетились вокруг машины, но Гудаев не слышал, чтобы в разговорах упоминали его фамилию. Пользуясь тем, что его все еще не ищут, Салман начал отползать назад, пятясь как рак. Он прекрасно понимал, что если сейчас не использовать этот слабенький шанс на побег, то второго, скорее всего, уже не будет. Выбравшись из-под машины, он встал на четвереньки и затравленно огляделся. На него никто не обращал внимания. Только добравшись до деревьев, под которыми сумерки были гуще, Салман решился встать и побежать. От волнения он даже не замечал боли в сломанной челюсти и ушибленной груди. Он понятия не имел, как ему выбраться из этого парка, который больше напоминал лес, но бежал. Куда угодно, лишь бы больше не видеть этих страшных, как он убедился за эти сутки, людей. Гудаеву, который прошел обе чеченских войны, который был в правительстве Ичкерии далеко не последним человеком, который посылал людей на смерть и сам не раз убивал, причем не только из огнестрельного оружия, впервые стало страшно за свою жизнь.
Добравшись до чугунной витой ограды, он, задыхаясь и хрипя, ухватился руками за прутья, но тут же с криком отпрыгнул назад. Какая-то непонятная сила весьма чувствительно встряхнула его.
– Вах, шайтан! – выругался Гудаев. – Ток пустили!
Он огляделся в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве изолятора, но парк был девственно чист.
– У-у-у-у!!! – взвыл Гудаев, сжимая в бессильной злобе кулаки. – Чтоб вас всех разорвало с вашей страстью к порядку!
Он быстро сорвал с себя пиджак, разорвал его пополам и, обмотав этими половинками ладони, опять ухватился за прутья. Дорогой шевиот был прекрасным изолятором. Салман начал карабкаться наверх, не обратив внимания, что на дереве замаскирована камера видеонаблюдения. Подъем давался Гудаеву с большим трудом. Подошва дорогих шевретовых ботинок скользила по прутьям, замотанными руками было неудобно перебирать, но желание сбежать от русских разведчиков было очень сильно.
Он почти добрался до самого верха, когда услышал под собой приглушенные голоса, между деревьев парка замелькали лучи мощных фонарей. Они быстро приближались, и уже через несколько мгновений его, висящего на ограде, осветили сразу несколько лучей.
– Ola-la! – услышал Салман торжествующий возглас одного из охранников. – Regarde, quel que grand macaque! Descender en bas, monsieur![2]
Даже не зная французского языка, Гудаев сообразил, что от него требуют. Он попытался сделать вид, что не понимает, чего от него хотят. Он было полез выше, но охранник выразительно постучал пальцами по висевшей у него на боку кобуре. Обреченно вздохнув, Салман начал спускаться. Едва его ноги коснулись каменного фундамента ограды, охранники вцепились в него, как клещи. Ему заломили назад руки, застегнули наручники. Старший охранник в это время разговаривал с кем-то по рации. Вид у него был вполне довольный.